Сооснователь банка «Точка» — о новом проекте, несостоявшейся сделке с «Тинькофф» и случайном богатстве

Борис Дьяконов был помощником в больнице, интернет-технологом и пастором методистской церкви. А потом стал совладельцем Банк24.ру, на базе которого появился банк для предпринимателей «Точка».

Карантин застал предпринимателя в Англии. Сейчас он живет в Лондоне, развивает автоматизированного банковского помощника ANNA Money и «любит яхты, море, людей и сервисы, которые делают мир удобнее».

О родителях, первых деньгах, родном Екатеринбурге, российском финтехе и связи веры и бизнеса — в интервью для шоу «Первый миллион»‎‎ от «Битрикс24»‎.

В детстве я много времени проводил в больничках и читал книжки про врачей. Меня очень притягивала эта профессия. Я думал, что это клево, и что у меня получится так же. Официально я работал с 14 лет. Неофициально — уже в 12 пристроился помощником в кардиоцентре, чтобы как-то осваивать профессию с низов.

Я получил хорошее и строгое воспитание. Моя мама — музыковед, всю жизнь проработала в филармонии. Папа был младшим научным сотрудников в Институте экономики. Когда началась перестройка, он его как главного борца за справедливость выбрали депутатом горсовета.

Потом он стал сопредседателем «Мемориала», помогал репрессированным. Восстанавливал историческую справедливость, был председателем антифашистского комитета. В такой семье я и вырос.

Свердловск был очень закрытым городом. Иностранцев не пускали. Первыми, кто смог к нам попасть, были методистские миссионеры. Наш школьный учитель был их переводчиком. Позвал нас и сказал: «Послушайте, как настоящие американцы разговаривают».

До этого я увлекался русской религиозной философией, пытался в ней разобраться. Когда услышал что-то настолько понятное, незамутненное, простое и практичное, мне это очень понравилось.

Я не знаю, как меня сформировали эти идеи. Об этом судить другим. Но вера со мной и сейчас.

Потом я учился в Луизиане. Половина стипендии была от церкви, половина — от колледжа.

После возвращения в Россию параллельно с пасторским служением мне хотелось найти какую-то подработку, чтобы не быть обузой для церкви и прихода. При этом я хотел получить возможность что-то жертвовать, стать достаточно независимым.

Я был айтишником-самоучкой и попытался устроиться системным администратором в компанию-оператор сотовой связи. Меня не взяли. От безысходности я согласился подхалтурить в банке «Северная казна» — помогал ему сделать веб-сайт и внутреннюю сеть. А дальше понеслось.

С одной стороны, этот банк был самым обычным. С другой — самым интеллигентным и технологичным на Урале или даже во всей России. Его возглавлял профессор Фролов, математик-кибернетик по образованию. В отличие от банкиров того времени, он ко всему подходил методично и по-научному.

Через несколько лет в церкви попросили, чтобы я переехал в Москву и отказался от светской работы. На тот момент мне показалось неправильным делать ни первое, ни второе.

Я начал получать мощные эндорфиновые всплески от того, что жизнь тысяч людей становится лучше благодаря нашему коду. Поэтому начал уделять ИТ больше времени.

Потом меня позвали в «УралКонтактБанк» [будущий Банк24.ру]. И если «Северная казна» была в топе рейтинга банков Свердловской области, то мы с Сергеем Лапшиным, который был моим начальником в «Казне», перешли в самый маленький банк. С амбицией сделать его крутым и очень технологичным.

Даже тогда я не планировал быть банкиром. Мне просто нравилась возможность с нуля собрать весь технологический стек.

Я пропустил становление всего бандитского сообщества, пока учился в Америке. Я просто не знал фамилий этих людей. Вернулся – и сразу начал просто что-то делать.

Когда я устраивался в «Северную казну», то у всех спросил: «это точно не связано с бандитами?» Мне сказали: «точно». Я расслабился и зажил в мире, где бандитизм происходил в какой-то параллельной вселенной.

У Сергея Лапшина была очень простая идея: держаться подальше и от государства, и от бандитов. Работать на «ничьей» земле, зарабатывая на рознице.

Потом на Банк24.ру случилась рейдерская атака. Мы столкнулись с бандитами лицом к лицу, они давили, выбивали деньги. Было стремно. Из интернета я узнал, кто все эти люди, и офигел.

Потом мы столкнулись с нижнетагильской ОПГ. У нас были акции завода, директора которого убили на охоте. Те же люди звали и меня сходить на охоту с ними — недвусмысленно намекая, чем это закончится. Это был период столкновения со злом.

Справиться помогли две вещи: во-первых, беспрецедентная смелость Сергея Лапшина. Он закусился и решил не прогибаться. Во-вторых, стала формироваться вертикаль власти. Появилась Федеральная милиция, которая получила четкую задачу разбомбить все ОПГ. Они приняли наше заявление. В той ситуации им удалось справиться с фундаментальной зачисткой.

Я работал в «Северной казне» на зарплате и делал сайты. По тем временам там неплохо платили. Когда Лапшин позвал меня в «УралКонтактБанк», это было рискованно.

Изначально он не звал меня как партнера и соакционера. Я должен был стать одним из многих, кто поможет с ИТ-инфраструктурой. Параллельно он договаривался с парой десятков других людей, которые собирались прийти и поднимать банк. Но все его «кинули».

Тогда мне стало обидно. Я решил, что будет нехорошо, если и я так поступлю. Так что по сути в начале пути мы были вдвоем. Это было очень клево. Вместо того, чем я планировал заниматься, надо было делать все подряд. Тогда Лапшин предложил мне стать соакционером.

В общем-то это еще не гарантирует денег. Но тогда нам очень повезло: рос суверенный рейтинг России. Я к этому непричастен, но ребята успешно отработали на бирже. Как банк мы очень много заработали. Большую часть мы инвестировали в розницу, в офисы, в развитие.

В то время я был другой. Думал: «вот, я теперь столько стою, а это такие большие деньги». Притом никто этих денег в руках не держал.

В 2008-м случился набег вкладчиков. На Урале был большой «банкопад». Все, что, как мы думали, стоило миллиарды, на самом деле не стоило ничего.

Я не знаю, что правильнее — запоминать плохое или забывать. Есть ситуации, когда мы ведем себя строго и несем дело в суд, в правоохранительные органы.

Но есть пословица: «один идиот вилкой укололся, а теперь все в столовой котлеты ложками едят». Это про то, что компании часто создают правила исходя из самых дурных сценариев. Кто-то когда-то повел себя не так, а все вынуждены страдать.

Если что-то случается, я всегда спрашиваю себя, продолжу ли я после этого доверять. Иногда мне приходится себя заставлять и следить за тем, чтобы остальные не страдали из-за того, что кто-то решил «уколоться вилкой».

Когда-то Россия была глобальным лидером в финтехе. Сейчас уже не совсем так. Я не уверен, что в будущем что-то поменяется.

В развитых странах куча банковских систем по-прежнему живет на мейнфреймах. Их протоколы до сих пор сделаны под перфокарты, им тяжело меняться. У России же было большое преимущество — за счет того, что банковская система появилась позже.

Самый большой вызов принял Сбер. И он заканчивает его преодолевать. Известная шутка «где карту получали, туда и идите» — просто тяжкое ИТ-наследие. В большинстве своем российские банки этого груза прожитых лет и накопленных мейнфреймов не имели. Поэтому получили достаточно свежий старт.

Несчастная Америка до сих пор не может соскочить с магнитных карт. В России чип был практически сразу. С другой стороны, в России нет экосистемы для финтеха. Поэтому мы и начали отставать.

Экосистема для финтеха — это когда есть инвесторы. Когда есть независимые игроки. Когда любая компания, которая хочет поиграть в финтех, может прийти и найти себе банк-спонсор и подключиться к его инфраструктуре.

У «Точки» был такой опыт. Но ты либо развиваешь свой бизнес, либо помогаешь кому-то развиваться.

Мне кажется, Олег очень хорошо описал это в своей книге. Не стоит пересказывать великого автора. Я только внесу одну корректировку.

Вопрос покупки стоял не потому, что мы выросли. А потому, что мы были в отчаянной ситуации. Мы обсуждали сделку после того, как у Банка24.ру отозвали лицензию. У нас не было ничего, кроме горящих глаз.

Когда мы выбрали дружить и развиваться дальше с «Открытием», а не с «Тинькофф», то ребята закусились и сказали: «мы сами сделаем». И позже благодарили нас за то, что мы им что-то показали и рассказали. Сейчас все развиваются самостоятельно и независимо. Период, когда все друг у друга копировали, прошел.

Можно скопировать приложение, но не ДНК компании. А она у «Тинькофф» и «Точки» очень разная.

ДНК «Тинькофф» описывать не возьмусь.

Одна из наших традиций — не рассуждать о планах.

Мы стремимся к светлому будущему. Миссия «Точки» — делать мир удобным для бизнеса. Это шире, чем банк. Это про то, чтобы неудобные вещи превращать в удобные.

Слово «миссия» мне раньше не нравилось. Я думал: «не смешивайте божий дар с яичницей». А выяснилось, что это очень важная штука — когда люди понимают, зачем они здесь и для чего. По-моему, у Саймона Синека есть очень клевая книга об этом: «Начни с вопроса Почему». Зачем, нафига? По большому счету purpose, mission, миссия отвечает на вопрос «нафига».

Мы с Эдуардом Пантелеевым договорились работать вместе. Когда мы начали делать ANNA, я вроде как участвовал, но издалека. В какой-то момент стало понятно, что в таком формате помощник из меня так себе. Нельзя создать нарядный английский сервис, находясь в Екатеринбурге. К тому же я искренне верю, что «Точка» меня переросла.

С Эдуардом мы познакомились в 2008 году. Он участвовал в сделке по спасению Банк24.ру. Позже мы вместе начали трансформировать банк в диджитал-игрока для малого бизнеса. Все ключевые проекты мы делаем вместе. Он первым начал искать возможности.

Нас позвали в Англию. Мы начали смотреть на рынок и увидели, что он шикарнейше ужасный. И решили, что если скопируем хотя бы 30% «Точки», то всех порвем. Пока мы раскачивались, на рынке появилось множество игроков. Наверное, это даже хорошо. Теперь видно, что «Точку» копировать не стоило.

Наша цель сейчас — делать Absolutely No Nonsense Admin, помощника, который выступает в виде банковского бота и решает другие вопросы, связанные с бизнесом.

При этом основные финтех-новшества фундаментально закончились. Пока не поменяется сама платежная система, все примерно так и будет. Основные инновации лежат в сфере того, как деньги вплетаются в бизнес. Тут, как мне кажется, можно развернуться и красиво выступить.

Что отличает тех, кто идет к первому миллиону? Это люди, которые видят возможности там, где другие видят угрозы.

Как-то раз после очередного кризиса мы встречались с клиентом-продавцом фурнитуры для мебели. Винтики, ручки, болты, закрывашки и так далее — все стало стоить космических денег.

Он рассказывал мне про свой бизнес, а я смотрел на него с жалостью: «чувак, сейчас все научатся делать гораздо дешевле, кто за эти деньги будет у тебя покупать». А он ответил: «я вообще не парюсь. Если бы у меня было 100% рынка, я бы переживал. Но мне есть куда расти. Пусть остальные падают, а я буду развиваться». Ты не ожидаешь таких геройства и позитива от человека, который торгует фурнитурой.

Я не стремлюсь генерировать удивительные новости про Бориса Дьяконова. Мне хочется, чтобы бизнесы, которые мы развиваем, меняли жизни людей к лучшему. Это и про клиентов, и про сотрудников. Я хочу удивлять не журналистов, а пользователей. Чтобы они говорили: «вау, я не думал, что все это так просто».

Если выйду на покой, хочу годик-другой путешествовать на яхте. Сейчас я преподаю один-два дня в неделю. Будет клево, если удастся продолжать.