Она очень напомнила графу жену... Зря в тот вечер встретилась с ним глазами
В кабаке собрались практически все мужики села Кольское, заседали за столами с угрюмыми лицами. Нынче пятница, с утра пиво завезли, но народ и не думал пить, все обсуждали событие страшное, что приключилось прошлой ночью.
Стая волков напала на дом помещика здешнего Аксенова Петра Филипыча, расправились звери с целой семьей, только средняя дочка Аксенова осталась, Катерина. Не было ее дома той ночью, убежала к подружке с ночевой, а как воротилась утром, так и упала на пороге без чувств.
— Зверь обнаглел нынче, — молвил староста. — Ничего не боятся, лохматые. Это ж надо, прямо в избу пришли, не побоялись же.
— Бесовщиной все это попахивает, — ответил помещик Киртанов. — Не случалось еще такого. Медведи по весне захаживали, но так по окраине бродили и опять в лес уходили, людей они боятся. Я вот той осенью лося встречал, но это ж лось, а тут цельная стая, и пришли-то в ночи, в дом пробрались. Точно сила нечистая.
— А я вам вот, что скажу, — начал охотник здешний Вася. — Со зверьем я знаком с разным, и на медведя ходил, и с волками встречался и с кабанами силой мерился, всякое бывало. Зверь далеко не дурак, к людям просто так не пойдет. А тут явно помешательство случилось, взбесились волки. И кто сему помешательству виной догадуюсь.
— И кто же? — покосился на него староста.
— Иноземец. Поселился недалече от села. Он как явился сюда в первый раз, так вспомните-ка, собаки всю ночь выли, лошади бесновались. Животина чует силу нечистую. Супостат этот аглицкий всему виной.
— Горячку-то не пори, — отмахнулся старик Архип, — поменьше браги пей, почаще в церковь ходи, а то сам скоро взбесишься. Оголодали серые, зима выдалась лютая, лес долго просыпался, зверю жрать было нечего. А дом любезного Петра Филипыча как раз на окраине, вот они в первый и зашли. Дальше-то не сунулись.
— Жалко Аксенова, — молвил Киртанов. — Хороший мужик был. Деловитый. Сколько раз обращался к нему за помощью, никогда не отказывал.
— Эх, царствие небесное мученикам. А Катерина сирота теперь. Девке всего шестнадцать, за таким хозяйством не уследит, сама по миру пойдет.
— Мож родня есть, — задумался староста. — Надо поспрошать. Я бы в город смотался, дал телеграммку в нужную инстанцию, глядишь, отыскались бы родственники.
— Верно толкуешь, — согласился Киртанов. — Мы с женой покамест ее у себя поселим, домой заходить боится. Там все в крови. Я сам-то чуть не лег, когда вошел в избу. Звери и, правда, словно обезумели, учинили кровавую бойню.
На том и порешили. Мужики еще долго в кабаке заседали, поминали семью помещика Аксенова. Померли те в страшных муках, самого Петра настигли волки у дверей, жену его Марию со старшей дочерью в сенцах, а двух братьев близнецов пятилеток в кроватях.
***
Бричка катилась по ухабистой дороге, поскрипывая рессорами. День выдался холодный пасмурный, хоть дождя и не предвиделось. Извозчик вяло погонял лошадей да без конца ежился, все ж старенький кафтан не особо-то грел. Седока он взял рано утром. Только тот сошел с парома, Степан и подсуетился, по одеждам прибывшего господина сразу понял — человек знатный при деньгах.
Дорога вилась меж густого леса, вековые деревья хмуро нависали кронами над головой, казалось бы, господину в бричке лучше укутаться в плащ и носа наружу не казать, но нет, он раздвинул шторки, снял касторовый полуцилиндр, расстегнул пару пуговиц накрахмаленной рубашки и с благоговейным видом ловил кожей влажный холодный ветер.
Цокот копыт и скрип повозки баюкали сознанье, а тишина северного леса радовали глаз. Весна в Архангельске теплом в этом году шибко не радовала, то дожди лили, то, было дело, снег пару раз принимался. Дорогу местами размыло, из-за чего извозчик часто замедлял ход, и они могли подолгу плестись не быстрее километра в час. Барин какой али барыня уж не раз бы высказали недовольство, однако утренний пассажир и слова против не проронил, отчего извозчик уверенно и спокойно вел лошадей, дабы не угодить колесом в яму или в грязи не увязнуть.
К вечеру добрались-таки до города. Кучер остановился у здания полиции, где заседал губернатор Исапов Иван Романович. Время было хоть и позднее, но Иван Романович порою засиживался до ночи, так и сегодня.
— Обождите здесь, любезный, — произнес господин и покинул бричку.
— Да, ваше благородие, — кивнул мужик.
Не прошло и получаса, как пассажир вернулся, но не один, за ним следом шел сам Исапов. Да не шел, скорее, семенил и до чего ласково разговаривал, тогда, как обычно от него слова доброго не дождешься. Степан часто возил его по уездам, посему хорошо знал скверный характер главы города. А тут на тебе, прямо ангел во плоти.
— Все готово уж давно, ваша Светлость. Не переживайте. С бумагами я лично поездил по надлежащим инстанциям, земля оформлена. И умельцев здешних я вам подскажу, такой дом построят, век стоять будет.
— Мало век-то, не находите, — усмехнулся господин, но при этом одарил собеседника ледяным взором, отчего у Исапова неприятно заурчало в животе, а глазки так и забегали. — Все хорошо, Иван Романович, это я так, беседу поддержать, — изволил смягчиться.
— Куда поедете? Трактир «Кустинский» здесь недалеко имеется. И кормят достойно и комнаты чистые. Чего уж в ночи-то блукать, переночуете с удобствами, а завтра с утра и по делам.
— Благодарствую, — склонил голову приезжий, — последую вашему совету. И, правда, торопиться некуда.
— Хорошего вечера, господин Блэр, граф — затем глянул недобро на Степана, — давай-ка, поскорее доставь дорогого гостя в Кустинский, а завтра спозаранку, чтобы как штык стоял у моих ворот.
— Слушаюсь, — поклонился тот.
Когда бричка скрылась за углом, Исапов нахмурился, пошевелил пушистыми усами и пробубнил:
— И чего этих графьев аглицких тянет сюда, медом вроде не намазано.
Иван Романович и не заметил, как рядом с ним вырос секретарь Демьян — низенький мужичок с огромной лысиной и треугольной бородкой:
— Никак собрался строиться? — от его писклявого голоса Исапов аж вздрогнул.
— Черт тебя побрал бы, сколько раз говорил, не подкрадывайся, — после чего кивнул, — собрался. Лесопильню откроет. Местечко себе присмотрел под родовое поместье, видать надолго приехал. А по-нашенски до чего ровно говорит.
— Оно же нам только на руку.
— Так-то да… но… — покачал головой, — не нравится он мне, есть в нем ка��ая-то червоточина, сердцем чую. А ты знаешь, я людей насквозь вижу.
Вдруг, ни с того ни с сего собаки завыли. Иван Романович тут же спохватился и зашагал обратно в здание, секретарь побежал следом. И вой, и свои же слова об англичанине напугали губернатора, что аж волосы на руках дыбом встали.
А Степан тем временем подъехал к трактиру, после помог графу с поклажей.
— Немного вещей у вас, — произнес, когда выставил второй чемодан.
— Остальное позже приедет, — мужчина достал кошелек, вынул оттуда пару монет и протянул Степану.
— Благодарствую, — принял деньги. — Хорошего вечера, ваша Светлость.
Из трактира тут же паренек выбежал, поклонился гостю и взял в руки по чемодану. А граф с минуту еще стоял и вслушивался в собачий вой, в глазах появилось напряжение, но потом тряхнул головой и со спокойным выражением лица вошел в заведение. Там было тепло, пахло копченой колбасой и хлебом. Народа почти не имелось. Мужчина подошел к стойке, снял цилиндр, затем перчатки и бросил их внутрь шляпы.
— Чего изволите? — обратился к нему сам хозяин Кустинского.
— Я бы хотел комнату снять на месяц, может, два. Есть свободные?
ИСТОРИЯ "ГРАФИНЯ ПОНЕВОЛЕ"
ТОЛЬКО НА "ЛИТБЕРИ.РУ"