45 гигантов и всего шесть «единорогов»: в чём феномен Южной Кореи, где много ИТ-корпораций, но мало известных стартапов

Работа в крупной компании гарантирует стабильность, а запуск своего дела не одобряется о��ществом.

К началу 21 века Южная Корея стала одним из технологических лидеров благодаря таким компаниям, как Samsung, LG и Hyundai. Однако в стране не так много известных стартапов, а Сеул уступает роль регионального ИТ-хаба Гонконгу и Сингапуру.

Это закономерный итог развития страны — из-за особенностей корейского общества и отношения к бизнесу: консервативности управляющих компаний, бюрократичности государства в сфере регулирования бизнеса и желания выпускников университетов работать в корпорациях.

За стремительный экономический рост в период с 1960 по 1990 год Южную Корею (вместе с Гонконгом, Сингапуром и Тайванем) прозвали Азиатским Тигром. В период с 1962 по 1989 год ВВП Южной Кореи увеличился с $2,7 млрд до $239 млрд.

Основой стремительного экономического роста были чеболи — промышленные конгломераты, которыми управляли семейные династии. В переводе с корейского «чеболь» означает «богатая клика». Оно родственно аналогичному японскому термину «зайбацу» — «управляемые семьёй конгломераты».

Зайбацу доминировали в японской экономике до Второй мировой войны, однако в отличие от Японии, расцвет корейских чеболей пришёлся на послевоенный период.

В середине 1960-х годов Южная Корея оставалась одной из беднейших стран мира. Доминирующим сектором экономики было сельское хозяйство, а уровень жизни уступал не только восстанавливающейся после войны Японии, но и Северной Корее, которая на тот момент получала помощь от СССР.

В 1963 году в результате военного переворота власть в стране захватил генерал Пак Чон Хи. Новый президент осознавал необходимость экономической модернизации, поэтому его команда разработала модель «управляемого капитализма».

При такой модели правительство давало возможность специально отобранным компаниям участвовать в значительных проектах. Например, в строительстве, создании государственной инфраструктуры и развитии машиностроения.

А чтобы реализовывать проекты, компании получали кредиты, гарантом которых выступало государство.

Согласно Торговой Комиссии Южной Кореи, в экономике государства представлено 45 чеболей, крупнейшие из которых — LG, Hyundai, SK и Samsung. Десять самых крупных чеболей владеют 27% всех бизнес-активов страны, а пять крупнейших чеболей составляют половину фондового рынка Южной Кореи.

Бизнес в стране оказался поделён между крупными корпорациями, которым в своё время была оказана государственная поддержка. Это делает местный рынок менее привлекательным для основателей стартапов, поскольку не все могут конкурировать с чеболями на раннем этапе своего развития.

В Южной Корее рабочая культура пересекается с традиционной, поэтому в компаниях соблюдаются строгая иерархия и субординация.

Дэниэль Шин, выпускник Вортонской школы бизнеса, приехал в Южную Корею из США, чтобы основать стартап по продаже билетов Ticket Monster. За полтора года стартап достиг оборота в $25 млн в месяц и увеличил штат до 700 сотрудников.

Шин — этнический кореец, который родился в США, и не владеет корейским языком на уровне носителя. Он не успел впитать традиционные ценности, которые разделяла корейская молодёжь, субординацию и работу на чеболь — как самый лучший путь для выпускника бизнес-школы.

По словам Шина, консервативность корейского общества отражалась в том числе и в беседах с перспективными партнёрами стартапа.

Во время очередной бизнес-встречи топ-менеджер одного из чеболей отказался обсуждать сотрудничество и начал расспрашивать Шина, почему тот работает со стартапами — ведь он выпускник вуза из Лиги Плюща и у него состоятельные родители. По словам топ-менеджера, если бы его сын занимался таким «бредом», то он отказался бы от него.

Технический директор американского стартапа Wander и основатель корейского сервиса BetaStudios Джи Хо Хан вспоминал, что после школы решил не поступать в университет. Но когда он сказал об этом отцу — университетскому профессору, — тот выгнал его из дома.

Согласно традиционным корейским представлениям, женщина не может быть на равных с мужчиной, особенно если дело касается бизнеса.

По словам директора венчурной компании Altos Ventures Пака Хи-Юна, во время учёбы женщины и мужчины равны. Но когда женщины попадают в консервативные чеболи, мужчины начинают их недооценивать и перестают считать равными.

Оставаясь недовольными таким положением дел в корпоративной культуре, корейские женщины пытаются найти себя в предпринимательстве.

По состоянию на 2018 год только 12% женщин в Южной Корее — это основатели или руководители молодых компаний. Однако этот показатель постоянно растёт — в 2015 году доля женщин-предпринимательниц или руководительниц составляла 5%. Тем не менее это больше, чем в Японии, где этот показатель по-прежнему не превышает 4%.

Согласно рейтингу предпринимательниц от Mastercard, Южная Корея находится на 30 месте из 57 ��тран, принявших участие в исследовании. По оценке компании, доля женщин в бизнесе составляет 24,1%. Для сравнения, доля предпринимательниц в России составляет 34,6%, и страна занимает в рейтинге второе место.

Кроме того, согласно исследованию Mastercard о состоянии 57 крупнейших экономик, Южная Корея показала самый значительный прогресс по продвижению женского предпринимательства. Сейчас количество женщин, вовлечённых в работу на стартапы, превышает количество мужчин.

Ким Мин-гю — основательница стартапа по примерке нижнего белья Luxbelle. Прежде чем стать предпринимательницей, Ким была менеджером по стратегическим коммуникациям в Samsung SDS — подразделении корпорации, которое предоставляет услуги аутсорсинга.

По данным The New York Times, чтобы стать менеджером по стратегическим коммуникациям в Корее, сотруднику нужно пройти жёсткий отбор, во время которого отсеиваются и многие кандидаты-мужчины.

Ким не устраивала бюрократия в структурах Samsung. Она никогда не испытывала прямой дискриминации, но, по её словам, «стеклянный потолок» в корпорации был для неё очевидным. Не желая мириться со своим положением, она ушла из корпорации и основала собственную компанию.

Проработав более десяти лет на Уолл-стрит, финансовый аналитик Джихе Дженна Ли вернулась в Южную Корею и основала компанию AIM, которая предлагает услуги финансового консалтинга на основе больших данных.

С ростом компании и желанием закрепиться на местном рынке Ли наняла старшего менеджера, который до этого работал в одной из сеульских брокерских фирм. По словам Ли, менеджер не был готов принимать её в качестве своего прямого начальника. Например, он ставил под сомнение её авторитет в присутствии других коллег.

Позже, во время личной встречи с Ли, менеджер извинился, но признал, что причина конфликта в том, что он не видит женщину в роли своего прямого руководителя. В результате ему пришлось покинуть компанию спустя три месяца после начала работы.

Помимо гендерного неравенства, одна из основных проблем рабочей культуры Южной Кореи — переработки.

Согласно данным OECD, Южная Корея занимает второе место в рейтинге стран, где сотрудники проводят наибольшее количество времени на работе. В среднем 2024 часов в год работают сотрудники местных компаний. На первом месте — работники из Мексики, которые проводят на работе по 2257 часов в год.

Культура переработок возникает ещё в школе. По данным опроса Института молодёжной политики, южнокорейские старшеклассники уделяют сну только пять часов и 27 минут в день, поскольку большое количество времени уходит на учёбу и подготовку к поступлению в университет. Обучение в престижном вузе — первая ступень для отбора в чеболь.

Проводя много времени на работе, корейцы не задумываются о собственном бизнесе. Кроме того, уделяя работе личное время, сотрудник показывает лояльность компании и ценность, которую он представляет для работодателя.

Одна из причин такого поведения — желание обезопасить себя от возможных рисков, связанных с потерей рабочего места. Согласно исследованию, опубликованном в Scandinavian Journal of Work, Environment & Health, страх — одна из причин, почему предпринимательство не является мечтой и целью в карьере.

Азиатский финансовый кризис 1998 года, после которого обанкротился один из крупнейших чеболей — корпорация Daewoo, и угроза войны с Северной Кореей заставляют корейцев искать более надёжные рабочие места. Этим объясняется их желание работать не в стартапе, а в корпорации с многолетней историей.

Тем не менее, по данным издания The New York Times, государство понимает необходимость поощрения предпринимательства и важность развития сектора информационных технологий. По инициативе президента Пак Кын-хе министерство финансов выделило $92 млрд на развитие малого и среднего бизнеса, включая стартапы.

Кроме того, государство поощряет компании, во главе которых стоят женщины, правительство выделило $470 млн на их поддержку.

Также, начиная с 2014 года, аффилированная с государством инвестиционная компания Korea Venture Investment Company проинвестировала $35 млн в южнокорейские стартапы, основателями которых были женщины.

Правительство Южной Кореи пытается привлечь иностранных предпринимателей. Например, приглашая 80 стартап-команд для участия в акселерационной программе K-Startup Grand Challenge.

40 проектам компенсируются расходы на офис и перелёт, а также предоставляется грант — $4000. Команде, которая сможет пройти в следующий раунд, предоставляется грант в размере $34 тысяч, а победители вознаграждаются суммой в $100 тысяч.

Несмотря на все усилия Южной Кореи по развитию стартапов, авторы Reuters Пак Джу-Мин и Джин Хенджу считают, что излишне бюрократизированное и консервативное государство не успевает адаптироваться под реалии современных технологий.

Согласно исследованию Google Campus Seoul и Asan Nanum Foundation, корейское законодательство полностью или частично ограничивает деятельность 70 из 100 крупнейших по объёму инвестиций стартапов в мире. Под ограничения попадают такие компании, как Ant Financial, Airbnb и Uber.

Uber не единственный транспортный сервис, который столкнулся с проблемами в Южной Корее. Например, в 2017 году, местный такси-сервис Luxi привлёк $5 млн инвестиций от Hyundai в обмен на 12% компании.

Однако спустя полгода Hyundai избавился от доли в стартапе, когда корейские таксисты вышли на улицы с забастовкой. Они требовали, чтобы Hyundai не поддерживал южнокорейский стартап, опасаясь за свои рабочие места. В противном случае работники такси угрожали компании бойкотом. Продав долю в Luxi, компания через год вложила $275 млн в сингапурский такси-сервис Grab.

В 2019 году Samsung Electronics приобрела доли в девяти стартапах, и всего лишь один из них был от южнокорейских основателей. По словам одного из топ-менеджеров Samsung, причина в том, что южнокорейские стартапы не желают выходить за рамки местного рынка. А компанию интересует технологическая экспансия за пределами Южной Кореи.

Однако зачастую консервативность чеболей мешает им инвестировать в перспективные стартапы. Например, в 2005 году у Samsung была возможность приобрести компанию Android Inc — разработчика ОС Android.

Однако Samsung отказался от сделки, и спустя две недели компанию за $50 млн приобрёл Google. Как отмечает Фред Вогельштейн, автор книги “Dogfight: How Apple and Google Went to War and Started a Revolution”, для Samsung проект Android имел мало общего с реальностью.

По словам автора, когда создатель Android Энди Рубин презентовал проект перед менеджерами из Samsung, один из них заявил буквально следующее:

По словам автора Reuters Пака Джу-Миня, правительство Южной Кореи надеется, что статус первой страны с массовым покрытием 5G позволит ей стать лидером в таких областях, как «умные» города и автономные транспортные средства.

Помимо этого, корейские технологические гиганты, такие как LG и Samsung, замечают развитие в этой сфере и стараются больше взаимодействовать с местными стартапами, а не смотреть исключительно в сторону Кремниевой долины.

Несмотря на то что большинство стартапов фокусируются на местном рынке, среди них есть компании, которые смогли стать «единорогом» и планируют выйти за рубеж.

По данным корейского издания The Investor, в стране всего шесть «единорогов» — стартапов с оценкой более $1 млрд. В списке — Coupang, Bluehole, Yello Mobile, Woowa Brothers, L&P Cosmetics и Viva Republica.

Их совокупная стоимость составляет $23,6 млрд или 2,2% от совокупной стоимости всех мировых «единорогов».

Coupang — один из самых быстрорастущих стартапов в сфере электронной коммерции в азиатском регионе.

Сервис делает упор на скорость доставки. Клиенты могут выбрать:

Общее количество товаров за последний год увеличилось с 2 до 5,5 млн единиц.

Компания основал в 2010 году Бон Ким, ранее работавший в Boston Consulting Group. Чтобы создать Coupang, Ким бросил обучение в Гарвардской школе бизнеса. В 2018 году компании удалось привлечь $2 млрд от SoftBank Vision Fund.

Это не первые инвестиции японского венчурного гиганта: в 2015 году фонд Масоеси Сона уже инвестировал в компанию $1 млрд, а в общий список инвесторов вошли Sequoia Capital, Wellington Management и Founder Collective.

Компания Woowa Brothers была основана в 2010 году. Основной бизнес компании — разработка приложений в фудтех-сфере. Самое популярное — сервис доставки еды Baedal Minjok.

За последние три года количество заказов с помощью приложения увеличилось с 5 до 20 млн в месяц, а количество активных пользователей приложения — с 3 до 8 млн за тот же период времени.

В 2018 году после очередного инвестиционного раунда оценка стартапа достигла $2,5 млрд: компании удалось привлечь инвестиции на сумму $320 млн от таких инвесторов, как Hillhouse Capital, Sequoia Capital и Суверенного инвестиционного фонда Сингапура.

По словам основателя и руководителя компании Кима Бон-Джина, ближайшие цели стартапа — развитие разработок в сфере искусственного интеллекта для доставки еды с помощью робототехники, а также экспансия за рубеж.

Для этого в 2019 году Woowa Brothers приобрела Vietnamm — один из первых во Вьетнаме сервисов по доставке еды с партнёрской сетью, сост��ящей из более чем 1000 ресторанов.

Компанию Viva Republica основал в 2011 году бывший стоматолог Ли Сеунг-Гю. Приложение для p2p-платежей Toss компания представила в 2015 году.

Сейчас компания — самый дорогой финтех-стартап Южной Кореи с оценкой в $1,2 млрд. В Viva Republica инвестировали Kleiner Perkens, Ribbit Capital и Sequoia China — китайское подразделение Sequoia Capital, а также Суверенный инвестиционный фонд Сингапура.

Сервис работает только в пределах страны. За три года с момента релиза приложению удалось привлечь более 10 млн пользователей — это 20% от населения страны. В 2018 году сумма транзакций через Toss достигла $18 млрд.

Компании удалось завоевать рынок p2p-платежей Южной Кореи благодаря удобному приложению и более привлекательным тарифам, чем у традиционных банков.

В последнее время компания делает ставку на дополнительные финансовые сервисы, такие как кредитование, страхование и инвестиции, доступные от 25 партнёрских компаний, предоставляющих финансовые услуги.

По словам Ли, цель компании — стать Amazon для индустрии финансовых сервисов и помочь людям копить и расходовать деньги с умом. Компания также рассматривает возможность выхода на другие рынки, особенно Ли интересует Юго-Восточная Азия с 650 млн потенциальных клиентов. По словам основателя, ближайшей страной, где может запуститься приложение, может стать Вьетнам.

#финтех #южнаякорея #единорог #корпорации