Ключевые главы из книги «Охота на простака. Экономика манипуляций и обмана»

В издательстве «Манн, Иванов и Фербер» вышла книга «Охота на простака. Экономика манипуляций и обмана». Авторы – два лауреата Нобелевской премии по экономике Джордж Акерлоф и Роберт Шиллер – объясняют, что такое поведенческая экономика и как она позволяет манипулировать человеческими слабостями.

У каждого из нас бывает чувство — обычно при воспоминании о бывшем друге или подруге — что теперь, оглядываясь назад с высоты опыта нескольких последующих лет, мы наконец-то можем четко сформулировать то, о чем в свое время лишь смутно догадывались.

Это чувство посетило одного из нас (Джорджа) в конце октября 2004 года. По странному стечению обстоятельств Джордж оказался в штате Айова в качестве помощника, а потом и доверенного лица кандидата в Сенат от штата Айова от Демократической партии Арта Смолла–младшего. Об этом его попросил сын кандидата Арт Смолл–третий, окончивший колледж Джорджа в Беркли.

Джордж пообещал приехать в Айову на неделю и помочь в избирательной кампании. Карьера Арта Смолла–младшего изобиловала неожиданными поворотами: он преподавал английский язык, был фармацевтом, помощником конгрессмена, представителем в законодательных органах, а затем и сенатором от штата Айова (в том числе председателем Комитета по ассигнованиям в Конгрессе США), юристом и издателем.

В Айове его уважали за честность и прямоту. Это наложило свой отпечаток на его избирательную кампанию, в том числе на её слоган: «Думай масштабно (big), голосуй за Смолла (small)» и оформление постеров и наклеек в скромном черно-белом стиле. Арт не получал никаких финансовых вливаний от Комитета политических действий или от крупных предпринимателей, так что как минимум в одну из недель кампании в избирательном фонде числилось всего $103.

Он принял решение вступить в борьбу за кресло сенатора в последнюю минуту, когда стало понятно, что больше никто из демократов не возьмет на себя смелость противостоять занимавшему на тот момент этот пост республиканцу Чаку Грассли. За неделю, проведенную Джорджем в Айове, он узнал, что у Арта были личные причины принять этот вызов.

Представлять демократов в ходе безнадежной избирательной кампании — крайне тяжелый труд, а ведь Арт к тому же должен был заботиться о прикованной к инвалидной коляске жене. Это выяснилось, когда Арт пригласил Джорджа к себе домой, предложив на обед омлет, который им пришлось приготовить самим.

Основной вопрос кампании состоял в том, какую роль Грассли сыграл на посту председателя Финансового комитета Сената как вдохновитель политики Джорджа Буша по снижению налогов в 2001 и 2003 годах. Бюджетное управление Конгресса подсчитало, что это увеличит дефицит федерального бюджета примерно на $1,7 трлн.

Если бы эти деньги удалось сохранить на черный день (наступивший всего через несколько лет, в 2008 году), они помогли бы предотвратить повторение Великой депрессии в США. По нашим подсчетам, их было бы достаточно для снижения уровня безработицы с 9 до 7% на протяжении четырех лет, с 2009 по 2012 год.

Какими бы ни были заслуги и недостатки Смолла и Грассли, противодействие Арту оказалось ошеломляющим. Айова экспортирует бекон; Грассли привез его домой из Вашингтона. Субсидии на производство этанола — лишь один из его фирменных аргументов. Но не только личные заслуги Грассли перед штатом решили исход избирательной кампании в этом сезоне.

Он сумел аккумулировать на нее $7,6 млн. Достаточно несколько минут посмотреть телеканалы KCCI, Channel 8, Des Moines, чтобы понять, куда пошли эти деньги. Грассли появлялся в телевизионной рекламе, управляя садовым трактором, к которому хитроумным способом крепились на буксир две бензиновые газонокосилки.

Он нарезал круг за кругом, постепенно уменьшая их радиус. За трактором на шикарный газон ложились полосы скошенной травы. «Грасслей!» — грассируя, произносит диктор. Улавливаете? «Я, конечно же, люблю работать в американском Сенате, но иногда просто необходимо отвлечься от всего этого. Поэтому, — голос звучит медленно и задушевно, — мне нравится подстригать газон на выходных».

Арт боролся до самого конца. Результат выборов: Грассли — 70,2%, Смолл — 27,9%. В Библии есть история о том, как Давид победил Голиафа. Однако в жизни великаны чаще выигрывают, чем проигрывают.

Кампания Грассли против Смолла и роль в ней денег — это выборы в Конгресс США в миниатюре. Сводные статистические данные ясно показывают, что эта избирательная кампания типична во всех отношениях, за исключением разве что острой нехватки средств у Арта.

Во время выборов 2008 года в Палату представителей Конгресса США средние суммарные расходы на избирательную кампанию всех кандидатов превышали $2 млн на округ, при том что действующие на момент выборов кандидаты потратили на эти цели в два раза больше тех, кто бросил им вызов.

В переводе на человеческий язык это означает, что член Палаты представителей должен зарабатывать примерно $1800 за каждый день пребывания в должности (включая субботы, воскресенья и праздники). Выборы в округах, где действующего представителя на тот момент не было, обошлись их участникам более чем вдвое дороже — в $4,7 млн.

Выборы в Сенат стоят ещё дороже. В 2008 году их цена составляла около $13 млн на округ. В среднем сенатор, желавший переизбраться на свою должность, выкладывал свыше $8 млн — как в случае с Грассли, далеко превзошедшем конкурентов по сумме затраченных средств.

Вернемся к избирательной кампании Грассли, раз уж мы взяли её в качестве примера: если вы покажете жителям штата Айова мужчину на газонокосилке, они будут склонны голосовать за него. Избиратели накладывают истории, почерпнутые из рекламы, на собственные истории: о себе, своих друзьях и соседях.

Рекламный ролик с газонокосилкой символизирует, что Грассли — их друг и сосед. Как и они, уроженцы Айовы, он подстригает газон и даже приезжает ради этого из Вашингтона. То, что он уже сделал в Сенате много полезных вещей (например, устранил лазейки в законе о подоходном налоге, борется с сексуальным рабством), не заслуживает внимания; сам по себе рекламный ролик ничего не говорит ни о политике кандидата, ни даже о его характере.

Напротив, если у избирателей и возникнут какие-то вопросы после просмотра, то, скорее всего, о том, откуда кандидат взял деньги на рекламу. Однако если реклама окажется успешной, то такая мысль им в голову не придет. Последствия фишинга в политике сродни последствиям фишинга в экономике.

Фундаментальная экономическая теория гласит, что при отсутствии фишинга конкуренция в экономике генерирует равновесие; аналогично фундаментальная политическая наука утверждает, что конкурентные демократические выборы обеспечивают отличный результат. Этот вывод обычно приписывают американскому политологу Энтони Даунсу.

Если избиратели полностью информированы и голосуют в соответствии со своими предпочтениями, которые можно изобразить на шкале слева направо, то предвыборные платформы обоих кандидатов придут в равновесие и будут соответствовать предпочтениям «среднего избирателя» — ведь половина избирателей голосует за «левых», а вторая половина за «правых».

Такое равновесие зачастую возникает по той же причине, по которой очереди в кассы супермаркета выравниваются по длине. Это происходит потому, что если один из двух кандидатов не выбирает эту платформу, то второй делает это и выигрывает. Такое равновесие описывает результат, основанный на компромиссе и учитывающий точку зрения обеих сторон. Именно этого мы в идеале и ожидаем от демократии.

Поэтому было бы здорово, если бы описание поведения избирателя и кандидата от Даунса оказалось реалистичным. К сожалению, действительность часто выглядит несколько иначе, а избирателей стремятся оставить в дураках двумя отлаженными способами.

Во-первых, они никогда не владеют полной информацией и уже только по этой причине попадаются на крючок. Во-вторых, они заглатывают психологический крючок: например, откликаются на рекламу с кандидатом, подстригающим газон.

Все эти «крючки» смещают политическое равновесие и предвыборную платформу в ту или иную сторону от предпочтений «среднего избирателя». Выигрышная электоральная стратегия поведения с избирателями, против которых применяется фишинг, включает три основные части.

В условиях применения столь рациональной стратегии нельзя утверждать, что теорема о «среднем избирателе» адекватно описывает результаты выборов. Вместо этого мы имеем фишинговое равновесие в политике.

Хотя по некоторым вопросам не так уж трудно собрать более или менее полную информацию, широкая публика обычно оставляет решение огромного количества обсуждаемых Конгрессом проблем на усмотрение конгрессменов: в таких вопросах разбирается лишь узкий круг экспертов, а все остальные фактически остаются неинформированными избирателями.

Приведем пример, подтверждающий тот факт, что даже самый неустрашимый и упорный избиратель не сможет собрать полную информацию хотя бы по вопросам, имеющим первостепенное значение.

Вполне вероятно, что наиболее важным законом нашего времени является резолюция Палаты представителей № 1424, принятая 110-м созывом Конгресса (или Закон о чрезвычайной экономической стабилизации 2008 года) и предоставившая полномочия Министерству финансов на расходование $700 млрд для выкупа проблемных активов.

Это предотвратило коллапс финансовой системы США и почти наверняка устранило угрозу (или по крайней мере оттянуло вплоть до нынешнего времени) наступления второй Великой депрессии. Но, как бы он ни был важен, только обладающий инсайдерской информацией человек или ясновидящий мог предвидеть, каким образом этот закон будет применен в течение полугода после его утверждения ради спасения доброй части финансовой системы США, а заодно General Motors и Chrysler.

В преамбуле закона обычно описывается цель его принятия. В преамбуле к закону № 1424 говорится, что он «...предоставляет полномочия для приобретения и страхования некоторых видов проблемных активов». Вряд ли это означает разрешение на выкуп банков и компаний. Хотя у нас на руках есть экземпляр этого закона, мы не нашли в нем места, где бы об этом говорилось.

Пришлось позвонить нашему другу Филипу Свагелю, помощнику министра финансов 2008 года и одному из разработчиков закона. Наиболее драматический эпизод реализации Программы выкупа проблемных активов (TARP) произошел 13 октября 2008 года, когда министр финансов Генри Полсон вызвал к себе генерального директора девяти крупнейших банков страны и заставил их продать Министерству финансов привилегированные акции их банков на общую сумму $125 млрд.

Хотели они этого или нет, значения не имело. Полномочия на такие действия оговорены первой частью определения «проблемных активов» в разделе 3, пункт 9(А):

Как объяснил Свагель, поскольку сами банки владели такими активами, их выкуп подпадал под действие закона. Полномочия Министерства финансов на выкуп акций General Motors и Chrysler выглядели не менее сомнительными, но они оговорены второй частью определения проблемных активов в разделе, пункт 9(В):

Резолюция Палаты представителей № 1424 определяет основной принцип оценки соответствия законодательству тех или иных технических процедур; в результате это превращается в безнадежное занятие вроде игры в стиле «Найди Уолли». В детских книгах Уолли носит рубашку в красную и белую полоску, голубые брюки и вязаную шапочку.

В противоположность этому в законодательстве всевозможные оговорки в чьих-то конкретных интересах закамуфлированы. Ни публика, ни средства массовой информации не могут прочесть и, главное, понять написанные профессиональным языком законы.

Наша единственная защита — стремление конгрессменов сделать для нас все, что в их силах. Но и они могут понимать далеко не все. Более того, время от времени они должны проходить процедуру выборов. А для этого нужны деньги, позволяющие оплачивать «стрижку газонов» на телевидении.

А если этих денег, как у бедного Арта, нет, то они могут так никогда и не дождаться того дня, когда выступят в Конгрессе в защиту наших интересов (или обнародуют свои взгляды).

В свете всего вышесказанного логично задать вопросы: откуда конгрессмены берут средства на избирательную кампанию и какова роль лоббистов в Конгрессе? Для начала ознакомимся с некоторыми статистическими данными о лоббистах, конгрессменах и избирательных фондах.

Всего в США около 12 тысяч лоббистов, то есть более двадцати на каждого конгрессмена. Стивен Ансолабихир и Джон де Фигуэйредо из Массачусетского технологического института, а также Джеймс Снайдер подсчитали, что вклады в избирательные фонды конгрессменов, включая средства, собранные самими кандидатами, и существенные суммы, мобилизованные партиями и Комитетом политических действий, все же меньше, чем затраты на лоббирование через Конгресс в течение всего избирательного цикла.

Такой объем средств, мобилизованный через лоббистов, позволяет предположить, что взносы в избирательные фонды в основном делают корпорации, которые нанимают лоббистов, а возможно, и непосредственно лоббисты. На самом же деле на компании, объединения и прочие ассоциации приходится только около одной восьмой части взносов в избирательный фонд; львиная же доля пожертвований, напротив, поступает от частных лиц.

Сами лоббисты вносят лишь небольшие взносы, оформленные как поступления от «друзей» кандидата и приверженцев его политической линии. Эти статистические данные сужают рамки описания отношений между заинтересованными сторонами и Конгрессом до аналогии с улицей с двусторонним движением.

Это не просто случай «протекции на продажу» в форме прямого предложения о проталкивании поправок в законы в соответствии с интересами корпораций от сенаторов и членов Палаты представителей в обмен на взносы в избирательный фонд, когда лоббисты выступают в качестве брокеров.

В этом случае конгрессмены рискуют оказаться жертвами обмана и мошенничества со стороны посредников, чьи доходы в восемь раз превышают взносы корпораций и объединений в избирательный фонд. В результате перед нами встают два вопроса: кто такие лоббисты и какие услуги они оказывают конгрессменам за столь значительные суммы?

Полезно выяснить, в чем суть такого рода услуг. На опыте работы Джорджа в Вашингтоне мы убедились, что ключевая роль политиков — преподнести публике красивую историю о себе. Модель кампании, в которой участвовал Джордж, — это мужчина на садовом тракторе из видеоролика. Она создает яркий образ политика, рассказывающего о себе историю, а затем распространяющего ее. Но это явное в истории, а есть еще и скрытое.

Бывший председатель Комитета по делам вооруженных сил Палаты представителей, а впоследствии первый министр обороны при президенте Клинтоне Лесли Эспин известен своим высказыванием: «Если дать Конгрессу возможность голосовать за взаимоисключающие решения по одному и тому же вопросу, он обязательно их примет».

Приведенное выше описание выигрышной стратегии выборов объясняет, почему конгрессменам — коллегам Эспина так понравилась его циничная мудрость. Эта стратегия предполагает, что перед конгрессменом стоит двойная цель — с одной стороны, привлечь избирателей, а с другой — доноров.

Поэтому неслучайно и Ромни, и Обаму ловили на высказывании абсолютно непопулярных среди основной массы избирателей воззрений в приватных беседах с частными «донорами». Так, Ромни в 2012 году заявил: «47% избирателей будут голосовать за президента, несмотря ни на что, потому что они зависят от правительства»25.

Обама, невзирая на его знаменитый самоконтроль, четырьмя годами ранее, в 2008-м, в беседе со спонсором сказал: «В этих маленьких городках в Пенсильвании они [избиратели] озлоблены потому, что держатся за свои ружья или религию и испытывают неприязнь к людям, которые не похожи на них».

Двойная задача, стоящая перед политиками, возвращает нас к вопросу о том, для чего нужны лоббисты. Лоббирование — это специальная работа, нацеленная на помощь политику; её смысл определяется тем, что лоббисту платит заинтересованная сторона.

У него всегда есть информация о том, где найти источники финансирования, ведь готовность заинтересованных лиц платить лоббисту показывает, кто особенно стремится заручиться поддержкой политика со схожими взглядами. (Само существование лоббиста и его активная занятость в данной сфере деятельности служат индикатором того, куда следует обращаться за деньгами в случае необходимости, — нет дыма без огня).

В жестоком мире, где конгрессмен должен заставить широкую публику раскошелиться на его избирательную кампанию, лоббист может стать маяком, указывающим путь к столь вожделенной золотой жиле.

Помимо этого, хороший лоббист выполняет еще одну функцию. Он может помочь политику сочинить историю, способную обеспечить оптимальный компромисс между привлечением голосов публики и вытягиванием денег из заинтересованных лиц. В политической теории есть концепция (которая, как мы увидим впоследствии, изложена в решении Верховного суда по делу Citizens United), что такая деятельность, как лоббирование, включает «трансфер информации».

Возможно, это так, но лоббисты распространяют информацию в контексте продуманной истории с преднамеренно внесенными искажениями. Консультирование по вопросам её разработки требует интуитивного понимания политика как публичного и частного лица, а такого рода взаимопонимание у нас складывается с лучшими друзьями и доверенными людьми.

Поэтому лоббисты неслучайно мобилизуются из числа бывших штатных сотрудников, которым уже приходилось выполнять эти функции, и бывших конгрессменов. Среди конгрессменов, ушедших в отставку в 2010 году, не менее 50% сенаторов и 42% членов Палаты представителей стали лоббистами (в более благополучном 1974 году этот вид деятельности выбрали не более 3% отставников из обеих палат Конгресса; ведь тогда кандидаты не испытывали такой нужды в пожертвованиях).

Если лоббист в роли друга политика способствует реализации целей последнего, такой статус делает лоббиста привлекательным для потенциальных клиентов.

Аспектам работы Конгресса, заставившим Эспина произнести свою знаменитую фразу, посвящена отдельная история. В соответствии со стандартной процедурой Сенат США позволяет сенаторам голосовать как за, так и против по любым вопросам, касающимся финансирования.

Вновь избранный сенатор Тед Кауфман, занявший место Джозефа Байдена после того, как тот стал вице-президентом в 2009 году, усвоил это на собственном печальном опыте. Кауфмана глубоко потрясло финансовое мошенничество, послужившее причиной глобального финансового кризиса 2008 года, поэтому он выступил соавтором законопроекта о его расследовании (Fraud Enforcement and Recovery Act (FERA) — Закон о противодействии мошенничеству).

В одном из пунктов этого Закона говорилось о выделении Министерству юстиции $165 млн на борьбу с преступлениями «белых воротничков». В 2009 году нужда в этих средствах была особенно острой, поскольку после 11 сентября 2001 года Министерство юстиции ликвидировало подразделение борьбы с «беловоротничковой преступностью».

Сэкономленные средства были перенаправлены на борьбу с терроризмом. FERA на волне энтузиазма легко прошел и Сенат, и Палату представителей. Кауфман пребывал в приподнятом настроении, однако в скором времени обнаружил, что хотя его коллеги приняли решение о выделении $165 млн, они же через некоторое время одобрили включение в годовой бюджет на эти цели лишь $30 млн.

Конгрессмены предпочли не рисковать, так как дальнейший рост бюджетных расходов мог поставить под угрозу взносы в избирательные фонды от воротил Уолл-стрит. Шутка Эспина, а заодно оптимальная стратегия разработки одной истории для избирателей, а другой — для спонсоров, в буквальном смысле стала реальностью.

Мы описали способы влияния на правительство расходов на избирательную кампанию и лоббирование, вынуждающих его уступить предпочтениям «обезьянок, сидящих на плече». Но насколько значимы эти расходы? Можно ли считать их относительно небольшими по сравнению с общей суммой бюджетных расходов, составляющей около $4 трлн и почти в тысячу раз превышающей расходы на выборы?

Для этого проанализируем поправочный коэффициент — то есть отношение прироста расходов на избирательную кампанию, обеспечиваемого лоббистами, к получаемой ими плате.

Помимо лояльности и дружеских связей, идеальный лоббист должен обладать ещё одним обязательным качеством — умением соблюдать конфиденциальность. Это означает, что информацию о показателях оценки кампании и расходах на лоббирование в сопоставлении с ощутимыми изменениями в деятельности правительства нам будет достаточно сложно найти.

Чтобы её получить, придется изучать относительно редкие события — подобно вулканологам, которые при первом признаке извержения вулкана стремятся исследовать потоки лавы, так как по ней можно судить о том, что таится под поверхностью Земли.

Упорное желание лоббиста из Вашингтона Джерри Кэссиди написать срывающую покровы тайны биографию подарило нам рассказ о двух таких случаях; лоббирование законодательства об изменениях в налогообложении прибыли, полученной американскими корпорациями за рубежом, представляет собой третий случай, и наконец, раскрытие информации о ссудно-сберегательном кризисе 1980-х можно считать четвертым.

В своем Послании о положении в стране 1992 года Джордж Буш предложил отменить принятое ранее решение о выделении средств на строительство двух новых атомных подводных лодок класса Seawolf. Выигравший этот контракт подрядчик General Dynamics отреагировал немедленно, наняв за $120 тысяч в месяц Джерри Кэссиди для организации кампании по лоббированию и формированию общественного мнения против этого предложения.

Seawolf удалось спасти, и процедуру аннулирования субсидии в $2,8 млрд приостановили. А выплаты лоббистам и расходование дополнительных средств на информационную кампанию обошлись относительно дешево на фоне полученного результата.

В 1991–1992 годах сумма выделенных General Dynamics средств на проведение кампании лоббирования в Конгрессе выросла всего на $198 тысяч по сравнению с суммой, истраченной на те же цели в 1989–1990 годах .

Исследование, проведенное Рейчел Александер, Стивеном Мацца и Сьюзан Шольц, позволяет глубже проанализировать, насколько высоким может быть доход от лоббирования. В начале 2000-х годов зарубежным подразделениям транснациональных корпораций США было разрешено не уплачивать налоги с прибыли, полученной за рубежом, пока она остается за пределами страны; в результате на их балансах скопились огромные, не облагавшиеся налогом в США суммы.

Страна хотела вернуть эти деньги, и Конгресс принял Закон о создании рабочих мест (American Jobs Creation Act — AJCА), в соответствии с которым из прибыли, репатриируемой в США и не подлежавшей налогообложению ранее, производился однократный налоговый вычет в размере 85% от её суммы (раздел 965), а действовавшая на тот момент стандартная ставка налога на репатриируемую прибыль снижалась с 35 до 5,25%.

В результате 39 компаний, присоединившихся к лобби в поддержку этого законопроекта, сэкономили около $46 млрд на налогах от тех сумм, которые они вернули в страну. Совокупная сумма расходов на лоббирование для участвовавших в кампании корпораций составила $180 млн. Сумма налоговой экономии от амнистии по крайней мере в 255 раз превышала общую сумму издержек на лоббирование.

Не менее блестящие результаты лоббирование принесло компании Ocean Spray в истории с маркировкой клюквенного сока. Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (Food and Drug Administration — FDA) при администрации Рейгана требовало указать на этикетке клюквенного сока, что в нем содержится 75% воды.

Представители Ocean Spray обратились к Кэссиди за советом. Нескольким конгрессменам выплатили гонорары в размере $2000 и $4000 за выступления в поддержку компании, а $375 тысяч, полученных от Комитета политических действий, были потрачены на лоббистскую кампанию.

В результате в тексте законопроекта о выделении ассигнований без особого шума появилось положение об отмене законодательного регулирования информации о составе фруктовых соков, которую компании обязаны указывать на этикетке.

Миссия завершена. Выигрыш для Ocean Spray был огромен: к 2005 году продажи клюквенного сока в США достигли $750 млн. По сравнению с этим расходы на лоббирование казались совершенно мизерными.

В разгар ссудо-сберегательного кризиса 1980-х годов рассматривался судебный иск против владельца компании Lincoln Savings and Loan Чарльза Китинга. В ходе процесса открылась некоторая информация о взаимосвязи между расходами на лоббирование и убытками налогоплательщиков.

В число услуг, оказанных Китингу в обмен на взносы в избирательный фонд в размере $1,4 млн, входила попытка оказать давление на занимавшихся его делом чиновников, предпринятая пятью американскими сенаторами.

Последние встретились с этими чиновниками и недвусмысленно попросили гарантий того, что Федеральный совет банков жилищного кредита США не будет «возбуждать дело». Это и другие подобные препятствия, которые Китинг старался воздвигнуть на пути расследования, привели к сокращению суммы иска на $1 млрд от первоначальных $2–3 млрд, которые требовались для закрытия его дела о банкротстве.

Вряд ли удастся подобрать конкретные ситуации, позволяющие оценить стоимость расходов на лоббирование, с одной стороны, и полученных заинтересованными сторонами выгод — с другой. Но косвенных доказательств влияния этих денег на политику предостаточно.

Например, вовсе не случайно Комитет по финансовым услугам Палаты представителей (в просторечии известен как «денежный комитет») особенно раздут, ведь это почти 15% всех членов Палаты. Обе партии из стратегических соображений направляют туда членов, которые испытывают неуверенность при мысли о следующих выборах.

Поэтому не похоже, чтобы исчезновение из бюджета $135 млн из суммы, предусмотренной Законом FERA для борьбы с «беловоротничковой преступностью», было досадным недоразумением. Точно так же мы не считаем случайностью тот факт, что Налоговое управление США хронически недофинансируется, из-за чего не может собрать сотни миллиардов долларов налогов и сборов (само Налоговое управление утверждает, что по состоянию на 2006 год эта сумма достигала $385 млрд).

Бюджеты Министерства юстиции, Налогового управления, Комиссии по ценным бумагам и рынкам (Securities and Exchange Commission — SEC) и многих других государственных ведомств существенно урезаются. К сожалению, свидетельства этого вряд ли будут признаны в суде, но они подтверждают, что влияние богатых спонсоров на органы власти деформирует политику, которая устроила бы общественность, до неузнаваемости.

Как бы там ни было, связь между лоббированием и избирательными фондами, Конгрессом и заинтересованными сторонами служит питательной средой для охоты на простака. Фишинг становится ключевым фактором, делающим рынки менее восприимчивыми к реальным нуждам людей; точно так же он служит фактором подрыва демократии.

Возможно, демократия — действительно лучшая форма правления, придуманная человечеством, но она не может автоматически защитить нас от фокусов «обезьянки, сидящей на плече». В противоположность этому мы убедились, что когда политикам требуются средства на ведение избирательной кампании, они зачастую быстро их находят.

К этой главе можно было бы написать немало постскриптумов, ведь множество вопросов остались нерассмотренными, но мы считаем, что один из них заслуживает особого упоминания. Эта глава посвящена проблемам лоббирования в Конгрессе США; но, вполне возможно, гораздо важнее и актуальнее проблемы лоббирования в отдельных ведомствах, не говоря уже о лоббировании в правительствах штатов и на уровне местных органов власти.

Если современную экономику переложить на ноты, она была бы написана в тональности до мажор. Её песни звучат в честь свободного рынка примерно так же, как прихожане в церкви на Рождество дружно встают и поют «Аллилуйя!». Цель этой книги — сделать экономику более понятной для вас.

Осознавать преимущества свободного рынка вовсе не означает не замечать его недостатков. Мы хотим, чтобы музыка экономики звучала для нас в миноре: скорее как симфония «Из Нового Света», чем как «Аллилуйя».

В предыдущих главах мы приводили множество примеров того, как фишинг расшатывает устойчивое экономическое равновесие, в этой же главе проанализируем его влияние на экономический рост, как его понимают экономисты.

Сначала кратко охарактеризуем современную теорию экономического роста, а затем посмотрим, почему она также должна учитывать фишинговые уловки.

В соответствии с основополагающими положениями экономической теории свободные рынки в каждый момент времени дают нам огромные преимущества, предоставляя неограниченное количество вариантов выбора.

Сегодня в глобальной мировой экономике свободные рынки позволяют большинству взрослых людей торговать (возможно, косвенно) друг с другом, что предполагает огромное число вариантов выбора контрагента: около 25 000 000 000 000 000 000 (25 квинтиллионов) потенциальных пар взрослых покупателей и продавцов.

Существует ещё одно, вероятно, более важное измерение свободного рынка — новые идеи, на основе которых создаются новые продукты и услуги, в дальнейшем еще сильнее расширяющие диапазон выбора. В условиях свободного рынка новые продукты и услуги, способные генерировать более высокую прибыль, активно выявляются и внедряются.

В течение прошлого столетия одна новая идея в месяц порождала больше трех триллионов новых идей, выдвигаемых взрослыми со всего мира. Последствия этого ошеломляющие: за время жизни человека в типичной развитой стране выпуск продукции на душу населения возрастает в шесть раз. Наши пенсионеры старшего возраста были рождены в стране гораздо беднее современной Мексики.

Эту критически важную роль новых идей как двигателей экономического роста обсуждали на протяжении десятилетий, но окончательно она была сформулирована в 1957 году путем простого и остроумного расчета: 32-летний экономист из Массачусетского технологического института Роберт Солоу, чтобы получить ответ, воспользовался логикой рассуждений Шерлока Холмса и исключил все остальные причины.

До расчетов Солоу экономисты не знали, как распределить степень вклада в экономический рост между двумя основными факторами. Прирост производительности труда (прирост выпуска продукции в человеко-час) связан либо с внедрением новых изобретений (технических изменений), либо с приростом «капитала» (оборудования, зданий, сооружений и тому подобного).

Сделав предположение, что доход на капитал представляет собой его вклад в выпуск продукции, Солоу смог рассчитать часть прироста производительности труда, полученного за счет прироста капитала, и обнаружил (для США в период с 1909 по 1949 годы), что она равна одной восьмой от общего прироста производительности труда.

Оставшиеся семь восьмых зависят от чего-то другого — а именно, от новых идей. Солоу заявил, что этот остаток обусловлен «техническими изменениями».

Вот так небольшой и довольно простой расчет навсегда изменил взгляды экономистов на экономический прогресс. Рост уровня жизни больше не связывался исключительно со строительством новых, более крупных заводов и наймом рабочих на ужасных условиях (как на текстильных фабриках Манчестера в 19 веке или Бангладеш в наши дни).

Этот незамысловатый расчет в одну строку сформировал новое представление об источниках экономического роста, которые во времена, когда он производился, то есть в 1950-х годах, характеризовались выражениями вроде девиза компании DuPont: «Лучшие вещи для лучшей жизни... с помощью химии».

Для последующих поколений символом экономического роста становится Кремниевая долина — это название приобрело широкую известность примерно через два с половиной десятилетия после открытия Солоу.

С этой точки зрения капитализм свободного рынка не просто обеспечивает нам нынешнее изобилие продуктов и услуг в результате товарообмена между людьми, стремящимися использовать свое относительное экономическое преимущество, а увеличивает изобилие за счет внедрения новых идей.

Без сомнения, в расчетах и выводах Солоу есть солидная доля правды. Но мы всё ещё живем в условиях экономики в стиле «Аллилуйя!», хранящей невинность своих истоков 1950-х годов. Американцы, и в значительной степени весь остальной мир, постепенно усвоили более скептический взгляд на экономику, чем представления Солоу о новых идеях, способных обеспечить безостановочный прогресс.

В американской истории всегда присутствовала темная сторона, в особенности в отношении к коренным американцам, женщинам, геям, афроамериканцам, выходцам из испаноязычных стран, азиатам.

Мы начали эту главу с упоминания о симфонии «Из Нового Света». Ее автор, композитор Антонин Дворжак, позаимствовал для нее идеи негритянских спиричуэлс и индейских танцев, причем сделал это намеренно.

Американская история в классическом виде больше не напоминает непрерывное крещендо, завершающееся, как это было в 1959 году во время дебатов Никсона и Хрущева, признанием превосходства американской кухни перед советской.

Любопытно, что это позволяет нам сделать из расчетов Солоу изящный, но ошибочный вывод, который заключается в том, что прогресс достигается главным образом за счет новых идей, но и новые идеи неминуемо ведут к экономическому прогрессу.

Это вполне логичный вывод, если брать в расчет исключительно технологические идеи, то есть те, что позволяют выпускать больше продукции при меньших затратах труда. Однако далеко не все идеи, и даже не все наши мысли, связаны с материальными благами. Многие идеи — возможно, даже основополагающие — касаются наших ближних.

У психически здоровых людей весьма ограниченные способности распознавать мысли других; у них есть «теория сознания». Это одна из наиболее привлекательных особенностей человечества. Именно она лежит в основе взаимных симпатий.

Впрочем, у «теории сознания» имеются недостатки. Иными словами, мы способны выяснить, как склонить людей к выполнению задач, которые отвечают нашим, но не их интересам. В результате многие идеи не связаны с миром технологий и не представляют собой способ сделать «добро для тебя и добро для меня». Скорее, это новые способы применения «теории сознания», позволяющие ответить на вопрос, как, причинив вред тебе, сделать добро для меня.

Новые идеи подобного рода появлялись в каждой главе данной книги. Например, мы видели вызывающие привыкание игровые автоматы Лас-Вегаса; рейтинговые агентства, наклеивающие знак качества на «гнилые авокадо» (недоброкачественные ценные бумаги); продажу «мужчины в рубашке от Hathaway» и сенатора на садовом тракторе; щенка, с умыслом выставленного в окне магазина. Список можно продолжать.

Таким образом, наше понимание экономического прогресса не столь однозначно, как кажется. Индикаторы экономического роста (такие как доход на душу населения) достоверно отражают изменения в экономике, хотя не все подобные изменения приносят пользу.

Это было просто неявное допущение, отражающее стереотипы мышления того времени, что «остаток» в формуле Солоу демонстрирует влияние технического прогресса. Теперь можно взглянуть на проблему экономического роста внимательнее и в глобальной перспективе.

В доказательство того, что не все изобретения, расширяющие возможности выбора, приносят пользу или, по крайней мере, некоторые наряду с пользой приносят еще и вред, приведем три примера.

Одно из лучших изобретений, связанных с электрическим освещением, — это выключатель, поскольку он позволяет включать и выключать свет. Facebook тоже можно отключить в любой момент, но, по словам студентов Йельского университета, с которыми мы беседовали, пользователям этой социальной сети не всегда хватает на это внутренней дисциплины, даже если они знают, что это сделает их счастливее.

Все наши интервью проходили по одному и тому же сценарию. Респонденты сначала называли какую-либо мнимую причину использования Facebook, говоря нечто вроде: «Я просто общаюсь там с друзьями». Они считали, что получают оттуда «информацию».

Но в критический момент, как в пьесах Ибсена, эмоции нарастали, выявляя отношение любви и ненависти к Facebook. Его основное предназначение не сводилось к контактам с друзьями, как было заявлено изначально, скорее, эта социальная сеть представлялась инструментом «создания альтернативной вселенной». Там наши собеседники ощутили «социальную состоятельность», которую не могли получить в другом месте.

Студенты первых курсов Йельского университета живут в условиях жесткой конкуренции. Так, например, член приемной комиссии вуза на встрече с первокурсниками 2009 года сказал, что среди подавших заявления о приеме в этом году было так много одаренных абитуриентов, что можно было бы сформировать два первых курса, ничуть не снижая требований.

Таким образом, даже в элитном университете интенсивность конкуренции не избавляет студентов от потребности в признании. Вполне возможно, что Facebook как альтернативная виртуальная вселенная представляет собой вариант адаптации к существующей реальности.

В нем действует своя альтернативная валюта «знаков уважения» — лайки от друзей, репосты. Те же факторы лежат в основе отношений любви и ненависти к Facebook. Они же лежат в основе стремления наших интервьюируемых получать лайки.

Один из них объяснил: «Вы не можете постоянно публиковать фотографии своей собаки, потому что это скучно. В результате вы становитесь одержимы желанием казаться либо забавным и оригинальным, либо по-настоящему привлекательным для друзей».

Один из наших респондентов признался в ностальгии по старым добрым временам — год или два назад, — когда лайки еще не были всеобщим помешательством. Он очень сожалел о «крысиных бегах», в которые превратилась эта гонка за лайками.

Нам также рассказывали и о другой стороне Facebook, доминировавшей до повального увлечения лайками. Один из студентов Йельского университета пояснил, что завсегдатаи Facebook публикуют фотографии только с лучшими, завидными эпизодами из своей жизни.

Но такой подход лишь усложняет жизнь его последователю. «Иногда я... ненавижу Facebook ...особенно в такие моменты, как сейчас, когда сижу в заснеженном Нью-Хэйвене, а все мои друзья наслаждаются солнцем в более теплых местах... Я хотел бы забыть об этом, но на самом деле продолжаю рассматривать фото веселых людей на пляжах и представлять себя на их месте».

Выводы из проведенного нами интервьюирования в Йеле подтверждают результаты опроса студентов Университета Гумбольдта, посвященного «эмоциям пользователей Facebook».

В ответ на вопрос, почему другие могут чувствовать «опустошенность или разочарование» из-за общения в Facebook, около 60% респондентов (из 86%, согласившихся ответить на этот вопрос) назвали социальные причины, такие как «зависть», «недостаток лайков», «социальная изоляция», «никто не приглашает на развлекательные мероприятия».

Упоминание о «зависти» встречалось в 30% случаев, и это явно контрастировало с тем фактом, что при ответе на вопрос об их собственном посещении Facebook лишь 1% признался, что испытывал это чувство.

Так что же, следует считать Facebook добром или злом? Нажимая кнопку «Нравится», вы выражаете позитивное отношение. Любопытно, что ни один из респондентов не упомянул о том, что и сам получает удовольствие, ставя лайки друзьям. Но ведь каждый лайк в Facebook — это проявление любезности, позволяющее почувствовать и выразить признание и уважение друг к другу.

Опрашиваемые также отмечали, что виртуальная вселенная Facebook находится в тесном и, как правило, позитивном взаимодействии с реальностью. Друзья в социальной сети чаще всего были их друзьями и в реальной жизни. И действительно, потребность в дружеских отношениях сыграла ведущую роль в их популярности в Facebook.

Если все ваши друзья сидят в Facebook, то отказ от посещения этой социальной сети — это все равно что отказ от похода на вечеринку, на которой соберутся все. Сеть Facebook не лишена недостатков (о чем говорили и наши респонденты). Там, где доминируют негативные аспекты, возникло еще одно нововведение.

Два студента из медиалаборатории МТИ Роберт Моррис и Дэниел Макдафф разработали устройство под названием Pavlov Poke («Шок Павлова»), которое можно запрограммировать так, чтобы клавиатура компьютера давала электрический разряд, если вы засиживаетесь в Facebook дольше установленного времени.

В качестве еще одного примера инноваций (экономист назовет это «техническими изменениями») рассмотрим метод, внедренный компанией United Airlines для распределения пассажиров на авиарейсы.

Подобно герцогству 19 века, United Airlines разработала целую систему почетных отличий и знаков социального статуса. На большом самолете порядок рассадки пассажиров зависит не только от класса мест (первый класс, бизнес-класс, класс эконом-плюс и эконом-класс), но и от особого статуса, предоставляемого компанией тем или иным группам пассажиров: Global Services, 1K, Premier Platinum, Premier Gold и Premier Silver.

Поскольку люди по своей природе очень чувствительны ко всевозможным рейтингам, как к своим, так и чужим, то компания тем самым изобрела отличную приманку для простаков. Для этого достаточно сесть в задних рядах салона и понаблюдать за тем, как пассажиры покорно участвуют в массовой гонке с препятствиями, в качестве которых выступает, например, накопление миль, и вытаскивают из карманов карты United Airlines Visa, чтобы зафиксировать вновь обретаемые статусы.

На наш взгляд, посадка на рейс чем-то напоминает сцены из комиксов Роз Част. Хотим напомнить, что Роз Част — это карикатурист из журнала New Yorker, рисующая людей с забавными выражениями лиц и текстовыми выносками-пузырями, в которых раскрываются их истинные мысли.

Было бы интересно увидеть рисунок, на котором изображена посадка в самолет, а в пузырях написаны мысли пассажиров Global Service и первого класса по поводу их товарищей по перелету, пробирающихся на последние ряды в салоне. И наоборот, было бы интересно увидеть в пузырях мысли этих лузеров.

Действительно, некоторые проведенные нами интервью (опять же со студентами Йеля) подтвердили наши подозрения относительно содержания этих диалоговых пузырей, которые еще предстоит заполнить.

Полностью отдавая себе отчет в собственных мыслях, один из наших респондентов выразил их одним словом: «Если я лечу бизнес-классом, я испытываю самодовольство от возможности подняться на борт самолета первым».

Конечно, рейтинги, определяющие порядок рассадки пассажиров в самолете, не особо важны, чего не скажешь о тесте способности к обучению (Scholastic Aptitude Test — SAT), проводимом Службой образовательного тестирования (Educational Testing Serviсe — ETS), о котором пятнадцать лет назад написал журналист Николас Леманн в своей книге о системе рейтингов.

В 1930–1940-х годах уже одного только обучения в подготовительной школе вроде Эксетера или Гротона, например, и собственного дома на Бикон-хилл (Бостон) было вполне достаточно для поступления в Гарвард. Реформаторы того времени, создавшие ETS и внедрившие всеобщий SAT, хотели расширить абитуриентскую базу и привлечь детей с более высоким уровнем интеллекта, который, с их точки зрения, можно было оценить с помощью такого теста.

Их инновация прижилась; по мнению Леманна, эти рейтинги заменяли родителей, числившихся в «Светском альманахе», но при этом не были свободны от внутренних недостатков. Новая меритократия заполнила образовавшуюся пустоту, и сразу после этого оказалось, что место будущей работы и заработная плата во все возрастающей степени зависят от университетского диплома.

Без него новые Абрахамы Линкольны, Гарри Трумэны или Сидни Вайнберги среди нас вряд ли получили бы шанс. Сам по себе SAT играет важнейшую роль, поскольку определяет, поступят ли юноши и девушки в университет и если да, то в какой именно.

В настоящее время рейтинги в образовании стали всеобъемлющими. Уже в очень юном возрасте у учеников начинается то, что Гари и Валери Рэми назвали «гонками малолеток». Но и после сдачи SAT и окончания средней школы рейтинги не уходят из нашей жизни.

Университеты имеют собственный рейтинг; и для студентов тоже существует рейтинг (особенно если они собираются продолжать обучение); журналы, в которых публикуют свои труды университетские профессора, также имеют рейтинг; собственно, как свой рейтинг есть и у профессоров (определяемый в зависимости от того, где и как часто они печатаются).

Эти рейтинги производят определенный эффект. У студентов появляется стимул учиться и готовиться к тестированию; у учителей — преподавать так, чтобы уложиться в нормативы теста; профессоры готовят свои статьи с учетом требований высокорейтинговых журналов.

Однако с рейтингами связаны гораздо более глубокие проблемы. И это возвращает нас к карикатурам Роз Част, ведь те, кто взобрался по лестнице рейтингов выше, смотрят сверху вниз на тех, кто внизу. Думаю, нам удалось выявить побочные эффекты такого «самодовольства».

Мы оба (Боб и Джордж) помним, что раньше в United Airlines первыми на посадку в самолет приглашали семьи с детьми. Но теперь у компании появилось новое правило в угоду участникам программ лояльности; в апреле 2012 года авиаперевозчик изменил политику в части очередности посадки, и старый обычай ушел в небытие.

Как и в случае с Facebook, мы испытываем смешанные чувства в отношении образовательных рейтингов. Думаем, что мы предпочли бы общество, в котором вопрос о поступлении молодежи в вуз решается в зависимости от результатов рейтингов, обществу, в котором наличие университетского образования зависит от наличия фамилии родителей в «Светском альманахе».

Но у нас есть определенные сомнения по поводу подхода системы образования, который выделяет сертифицированную «элиту», считающую себя вправе пренебрежительно относиться к тем, у кого статус ниже. Наше неоднозначное отношение к этому вопросу отражает всеобщую неоднозначность, являющуюся главной темой данной книги. Нравится ли нам свободный рынок? Да. Но...

Опера Бизе «Кармен» написана в Севилье (Испания) в 1820-х годах. Главная героиня Кармен работает на сигаретной фабрике. Если бы Бизе написал свою оперу на восемьдесят лет позже, у Кармен, скорее всего, была бы другая работа.

В 1880-х годах уроженец Вирджинии Джеймс Бонсак изобрел механическую сигаретную машину, что практически исключило потребность в ручном труде при производстве сигарет. В следующей главе мы поговорим о негативном влиянии этого изобретения на качество жизни и здоровье людей.

#Библиотека