Из инженера — в проектного директора

Привет, это Reactive! Продолжаем рубрику необычных карьерных историй наших сотрудников. Герой сегодняшней статьи — проектный директор Сергей.

В 2006 году я поступил на аэрокосмический факультет в Пермский политех, который находился в Закамске. Выбирал по принципу «точно пройду и точно на бюджет».

А вообще изначально хотел в Сельхозакадемию — тогда там открыли новую IT-кафедру. Год готовился: ходил на курсы по физике, ведь для поступления нужно было сдавать внутренний экзамен, ЕГЭ не принимали. После экзамена я увидел список: на 10 бюджетных мест претендовали 16 медалистов, а я был 17-м. И всё — руки опустились. Решил, что пролетел. Я плохо понимал, как всё устроено. Думал, что можно подавать документы только в один вуз. А те медалисты на самом деле подавали везде. И скорее всего разъехались бы по другим местам. Я бы поступил, но не разобрался.

Так я оказался на кафедре ТПМП политеха — технологии полимерных материалов и порохов. Основной предмет — химия, который я не понимал ни в школе, ни спустя шесть с половиной лет учёбы. Совет абитуриентам: думайте, куда поступать, и тщательно изучайте информацию, иначе рискуете потратить несколько лет впустую.

На четвёртом курсе я попал на практику в Научно-исследовательский институт полимерных материалов при пороховом заводе, где занимались разработкой средств вооружения. Завод производил то, что НИИ разрабатывал. По специальности я должен был работать с химией, но мне повезло — я попал в другой отдел. Формально моя должность называлась «инженер-конструктор», но по факту это была работа инженера проекта. Я принимал техническое задание, разбивал его на задачи, распределял между отделами — конструкторами, технологами, рецептурщиками, — а потом собирал результаты и сдавал их представителю Министерства обороны.

Работа была, мягко говоря, специфическая. Никаких телефонов и интернета. Нужна информация? Роешься в пыльных отчётах из 70-х на 80 страниц, написанных от руки. Записываешь нужное, а вечером дома разбираешься, что значат эти цифры и термины.

Коллектив — почти одни пенсионеры. Остались люди из советских времён, которым уже было под 60–70. Прослойки 30–40-летних просто не существовало. Были либо пенсионеры, либо мы, вчерашние студенты.

Сначала я не понимал, что вообще здесь делаю. Специальность у меня была не профильная, и учиться приходилось на ходу: копался в расчётах, читал технические книги.

Со временем я начал разбираться: что такое план-график, как распределяются задачи, как реализуются проекты. Появилось понимание процессов, но вместе с ним пришло и тяжёлое осознание: я оказался в системе, где время будто застыло — технологии старые, а подходы рутинные. Казалось, что если ничего не менять, я просто останусь здесь навсегда: буду писать бесконечные письма, разбирать отчёты и слушать фразы вроде «делай так, потому что так всегда делали». Накатила паника.

На фоне общей реформы перевооружения, которая началась в России в 2010 году, ситуация какое-то время казалась стабильной. В НИИ и на заводы полились деньги: стране требовалось новое вооружение и проекты получали финансирование. Но к 2016–2017 годам денег стало заметно меньше, начался период жёсткой отчётности и закручивания гаек. Ежедневные проверки на проходной, отсутствие интернета, поездки на старом автобусе по 30 минут до места работы — всё это стало казаться абсурдным.

Я всё чаще задавался вопросом: что дальше? У меня уже была семья, ребёнок, а денег не хватало. Мы работали на премии, которые приходили раз в год или два. Но между ними я балансировал на кредитке и считал дни до следующей выплаты. Смотрел на своих друзей и однокурсников. Они уже работали в IT: путешествовали, зарабатывали в разы больше, могли позволить себе жизнь без оглядки. У них была свобода. Я же чувствовал себя в каком-то тупике — за забором, в изоляции, с непонятным будущим.

Было ли тревожно менять специальность? Конечно, было. Оставлять хоть какую-то стабильность ради неизвестного всегда страшно. Но, честно говоря, страха «не справиться» у меня почти не было. Я видел, куда иду, и понимал, что IT — это будущее. Да, пришлось учиться с нуля, вникать в новое, всё делать самостоятельно. Но решающими стали две вещи: финансовая разница и отсутствие перспектив на старой работе. Я начал искать выход, и чем больше смотрел на IT, тем яснее становилось, что нужно уходить.

Я выписал, чем занимаюсь на работе, и изучил, какие задачи похожи на мои в IT. Так я наткнулся на роль менеджера проекта. Начал читать книги, например, Сазерленда про Scrum, и разбираться в проектной работе. Полгода ушло на изучение и поиски себя, после чего я понял — пора пробовать.

Тогда я совсем не понимал пермский IT-рынок и откликался на все открытые вакансии, хоть как-то связанные с менеджментом.

Важный кусок поиска работы — сопроводительное письмо. А когда ты меняешь сферу деятельности, то оно, на мой взгляд, — основная возможность зацепить работодателя. В своё время я получил должность менеджера проектов, в том числе и благодаря ему. Поговаривают, что моё сопроводительное зачитывали, стоя на стуле. Шутка это или нет — не уточнял. Приятно верить в правдивость этой истории. Читайте письмо в моём телеграм-канале «Протокол Калагина».

Сопроводительное сработало, и меня позвали на собеседование в офис Reactive. Познакомились, пообщались, неуверенно попродавали себя друг другу и разошлись на том, что мне скинут тестовое.

Особо не парился и скинул задание своему другу, который на тот момент работал в айтишке. У менеджеров это называется «делегировал» и «усилил переговорную позицию». В итоге часть пунктов накидал он, часть — я.

Что далее? Оффер, первые проекты, первая продажа и первый факап со сроком.

Мой финансовый план в 2017 году составлял 400 тысяч рублей в месяц. То есть я должен был ежемесячно обеспечивать технический отдел работой по своим проектам не менее, чем на эту сумму.

Если в этом месяце работ было на ноль рублей, то в следующем должно было быть 800 тысяч рублей. Когда менеджеры вырабатывали план, экономика компании сходилась — все получали ЗП и премию, у компании была прибыль, закрывались вопросы по налогам и накладным.

Сегодня ежемесячный план на одного менеджера примерно в 10 раз больше. Думаю, что этой информации вполне достаточно, чтобы понять, как изменился рынок и Reactive за то время, пока я здесь работаю.

В 2022 году я стал проектным директором, а в этом году исполнилось семь лет, как я здесь работаю. Кажется, это капец, как много.

За это время я внедрил практики, которые сделали работу команды проще и эффективнее. Делюсь своими любимыми:

Теперь мы находим слабые места раньше, чем они станут проблемами. Например, если клиент говорит, что недоволен тестированием, мы добавляем дополнительные этапы проверки. Теперь это не импровизация, а рабочий бизнес-процесс.

Кроме того, клиенты чувствуют, что их слышат. Удивительно, как даже такие небольшие изменения влияют на общий результат.

Обучение проектной деятельности точно не бывает лишним. Люди с академическими знаниями лучше понимают, что от них требуется, и быстрее адаптируются. У них есть базовая картина, которой может не хватать тем, кто пришёл в сферу только через практику. Иногда такие знания всплывают в неожиданных ситуациях и помогают справиться с задачами.

Курсы, особенно с практическими занятиями, тоже полезны. Они дают ясность, структурируют знания и готовят к реальным задачам. Я бы точно предпочёл работать с людьми, у которых есть хотя бы минимальный бэкграунд, но, конечно, всему можно научиться в процессе работы.

Если вы хотите сменить специальность, сначала разберитесь, какие профессии есть в IT. Просто идти в IT — не цель. Важно понять, что вам ближе: управление, продажи, разработка или что-то ещё.

Если вы только начинаете, экспериментируйте, пробуйте всё. А если у вас уже есть опыт, опирайтесь на свои сильные стороны. Главное — понять, в чём вы хороши, и качать этот скилл дальше.

Вот так пока складывается моя карьерная история, а дальше — больше. Задавайте вопросы, рассказывайте о своём карьерном пути и подписывайтесь на наш телеграм-канал о карьере в IT «Проспал планёрку».