Некоторые доводы за и против ответственности дочернего общества по долгам основного (по мотивам требований Совкомбанка к Ситибанку)
Юридическая общественность и бизнес ожидают того, что скоро Верховный Суд РФ выразит свою точку зрения по вопросу о допустимости ответственности дочернего общества по долгам основного (дело № А40-167352/2023). Мнения на этот счёт, естественно, разделились; в обоснование обеих позиций приводятся разные доводы. Некоторые их них хочется рассмотреть.
Представляется, что с юридической точки зрения дочернее общество должно отвечать наряду с материнской иностранной организацией – должником перед кредитором последней в случае, если материнская иностранная организация злоупотребляет правом на осуществление экономической деятельности через долевое участие в дочернем обществе, у которого с кредитором имеется подчинённость праву одной страны, вне возможности государственного принуждения и юрисдикции которой находится материнская иностранная организация (МИО).
Думается, что мысль выражена достаточно определённо для дальнейшего рассуждения.
Лицом, совершающим злоупотребление, является МИО: дочернее общество (ДО, «дочка») здесь не способно совершить нарушение. Видится также, что самим правом, которое осуществляется во вред кредитору, является именно право на осуществление экономической деятельности через долевое участие в дочернем обществе, т.к. в совокупности прав участника хозяйственного общества не обнаруживается то право, которое МИО осуществила бы во вред кредитору.
По обсуждаемому вопросу хочется отметить следующие доводы*.
Существует довод «против», который строится на действительной абсурдности примера, не очень подходящего для аналогии, а именно: за взятый родителями кредит дети не должны отвечать. Это так. Но в силу особенностей человеческого развития гражданская дееспособность физического лица возникает в полном объёме по достижении 18 лет. Т.е. в норме родительская власть со временем прекращается и человек становится полностью самостоятельным. Хозяйственному обществу 18 лет взрослеть и формироваться не требуется, но и «родительская» власть участника не прекращается над ним. И вот здесь можно привести пример в пользу имущественной ответственности «дочки», который действительно претендует на аналогию: в уголовном праве исполнителем признается не только лицо, непосредственно совершившее преступление либо непосредственно участвовавшее в его совершении совместно с другими лицами (соисполнителями), но также и лицо, совершившее преступление посредством использования других лиц, не подлежащих уголовной ответственности в силу возраста, невменяемости или других обстоятельств, предусмотренных Уголовным кодексом РФ (ч. 2 ст. 33 УК РФ).
Как в уголовном праве один человек во избежание ответственности достигает намеченного не самостоятельно, а через другого человека, юридически не подлежащего ответственности, так и в гражданском праве одно лицо во избежание ответственности участвует в экономической деятельности не самостоятельно, а через другое лицо, юридически не подлежащее ответственности.
По общему правилу граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе (п. 2 ст. 1 ГК РФ). Однако хозяйственный оборот знает, что иногда в наличии «своей воли» можно усомниться. В зависимости от того, как налажена система управления юридическим лицом, субъекты корпоративных отношений (участник общества, единоличный исполнительный орган и даже члены совета директоров) могут достичь такого «синергетического» эффекта, при котором воля формируется на одном уровне (участником, бенефициаром), транслируется на нужный уровень вниз, где она и выражается без искажения генеральным директором как воля самого дочернего общества. То есть юридическое лицо в таком случае в прямом смысле используется.
Присутствием «своей» воли у дочернего общества не опровергается злоупотребление правом: субъектом злоупотребления является МИО, а не ДО, и для злоупотребления правом МИО не вынуждено вторгаться в хозяйственную деятельность дочерней организации. Если собственная воля «дочки» отсутствует, подавлена аффилированностью «мамы», то имеется очень важное, но всё равно лишь дополнительное, подтверждение злоупотребления со стороны МИО. Речь ведётся лишь о том, что материнская организация вместо собственного присутствия на рынке использует конструкцию дочернего общества для ведения бизнеса без ответственности по своим долгам.
Юридический быт хорошо знает случаи, когда группа лиц рассматривается как единый экономический субъект, участники которой действуют на достижение общего результата. Таково антимонопольное законодательство. Такое же понимание существует у судов по корпоративным, банкротным, налоговым спорам. Но и сами холдинги тоже широко демонстрируют такое понимание, когда головная организация холдинга распространяет на остальные организации, входящие в холдинг, действие внутренних документов, регулирующих корпоративные отношения, и иных актов; сами же менеджеры говорят про такие случаи: «ни шагу влево, ни шагу вправо».
Поэтому для сформулированного случая довод о том, что дочернее общество не является должником по исходному правоотношению, не может исключить ответственность, т.к. противоположная сторона может говорить о том, что это пункт как раз-таки и является одним из тех пунктов, на которых строится схема злоупотребления правом.
Существует довод «против», согласно которому поскольку требование кредитора к «дочке» должника обусловлено санкциями, то оно должно опираться на контрсанкционное законодательство, которое, однако, не знает такого механизма или такой меры, к которой прибегает кредитор. Довод интересный, но необходимо принимать во внимание, что кредитор прибегает к легальному способу защиты гражданских прав (ст. 12 ГК РФ), а не изобретает его. Если же указанный довод имеет в виду то, что требование кредитора не основано на контрсанкционном законодательстве, то ответ на виду: да, требование основано не на контрсанкционном законодательстве, оно основано на обязательстве и злоупотреблении правом.
Запрет на злоупотребление правом действует самостоятельно и не нуждается в подтверждении контрсанкционным законодательством. Следовательно, на рассмотренном доводе «против» никак нельзя основывать решение по спору.
Нужно отметить, что по делу № А40-167352/2023 неплатёж объясняется действием законодательства страны, в которой зарегистрирована МИО. Это серьёзный довод «против»: долг-то мы признаём, но совершить платёж не позволяют отдельные положения законодательства.
С точки зрения вопроса о наличии или отсутствии злоупотребления правом суд, рассматривающий требование кредитора, может признать относящейся к делу информацию о том, признавала ли МИО обоснованными те ограничения платежей, которым она подчинялась, или она прибегала к мерам по их проверке и оспариванию (например, условно, на предмет соответствия Уставу ООН и т.д.) теми механизмами, которые доступны в стране регистрации МИО. К примеру (из российского правопорядка): не приходится особо сомневаться и оракулом быть не нужно, чтобы предположить, что позиция Верховного Суда РФ не устроит одну из сторон, которая обратится в Конституционный Суд РФ с вопросом о соответствии Конституции РФ применённого законодательства в истолковании Верховного Суда РФ. В США же, например, республиканскими штатами был оспорен в суде нормативный акт, который предусматривает обязательное раскрытие эмитентами информации, связанной с климатическими рисками**. Если какие-либо похожие механизмы имеются в стране должника, но они при этом не использовались, то можно ли считать, что должник добросовестно принимал исчерпывающие меры к надлежащему исполнению обязательства? Представляется, что формально нет. Такое бездействие в совокупности с другими обстоятельствами может быть оценено судом как подтверждающее злоупотребление правом (ст. 10 ГК РФ).
Ещё одним доводом «против», который хочется обсудить, является указание на то, что при становлении подобной судебной практики материнские организации утратят интерес к ведению бизнеса, в частности банки не будут докапитализировать свои российские дочерние общества, что нарушит права вкладчиков и других клиентов.
Данный довод не юридический, а скорее экономический и политико-правовой. Но к нему следует присмотреться и проанализировать в тех аспектах, в которых он звучит.
Соображение о том, что МИО не будут докапитализировать своих «дочек», в экономическом отношении означает именно то, что МИО изначально против погашения долга, а положения нормативных актов, запрещающие совершение платежей, являются всего лишь поводом для неплатежей. Такая позиция в сущности-то и означает, что истинная мотивация – не платить по долгам и при этом вести бизнес через дочернее общество.
Если МИО имеет действительное намерение исполнить долг и не может этого сделать по объективным причинам, то принципиальных причин возражать против солидаритета мало. При таких намерениях взыскание долга МИО с ДО не противоречит интересам МИО: этим взысканием у ДО возникает к МИО требование из неосновательного обогащения. А поскольку спорные деньги итак есть, поскольку они перестают быть «целевыми», поскольку ограничительный режим в их отношении действовать перестаёт, постольку и «докапитализировать» не нужно; нужно эти, теперь уже неосновательно сбережённые средства, просто вернуть дочернему обществу. Для добросовестной МИО должно быть безразлично, кому перечислять средства – кредитору или тому, кто погасил долг МИО перед кредитором; экономический эффект одинаков.
В политико-правовом аспекте представляется, что если дочернее общество имеет опасения о том, что взыскание с них нарушит права вкладчиков и других клиентов, что докапитализации не будет, то оно может обращаться за консультациями и конструктивными предложениями в институты гражданского общества. Представляется, что в нашей стране эти соображения могут быть по достоинству оценены в Правительстве РФ, в Российском союзе промышленников и предпринимателей, Уполномоченным при Президенте РФ по защите прав предпринимателей, в Торгово-промышленной палате РФ, в соответствующих ассоциациях и т.д.
Судебная власть является лишь одной из ветвей власти, и если ситуация действительно чревата сообщенными последствиями для участников гражданского оборота и для благоденствия вообще, то несомненно, что публичная власть на эту ситуацию отреагирует принятием закона. Опять-таки, есть ещё и Конституционный Суд РФ.
Следует отметить, что такие явления как ответственность дочернего общества за основное, а также учреждение дочернего общества с целью злоупотребления - хорошо знакомы иностранным правопорядкам.
Сама концепция бенефициарной собственности на том и стоит, что фактическое управление и юридический титул разделены. При обсуждении вопроса об ответственности «дочки» за «маму» противники такой ответственности про бенефициарную собственность забывают.
«Обратное» поднятие корпоративной завесы известно Швейцарии, а в Решении Верховного Суда Соединённого Королевства от 12.06.2013 «Prest (appellant) v Petrodel Resources Limited and others (respondents)»*** читаем следующее: «Принцип уклонения» (evasion principle) состоит в том, что суд может не принимать во внимание корпоративную вуаль, если есть некоторое законное право в отношении лица, контролирующего компанию, которое существует независимо от участия компании, а компания вводится в отношения таким образом, чтобы обособленная юридическая личность компании нивелировала это право или сделала тщетным его осуществление» (п. 28).
О чём ещё говорить? Это готовая мотивировка для применения ст. 10 ГК РФ.
Интересно также и то, что у этого вопроса есть благодатная параллель для сторонников солидаритета. Английские юристы пишут, что их суды в целом придерживаются обычного подхода, который выражается в том, что истец должен сначала получить судебное решение, а потом привести его в исполнение. Но в 1975 году английский Апелляционный суд ради предотвращения растраты активов ввел исключения из этого принципа: выдал запрет на распоряжение или сделки с любыми активами в пределах юрисдикции суда, а также запретив вывоз или распоряжение денежными средствами за пределы юрисдикции суда.
Здесь логика кажется понятной: нет причин считать, что на территории юрисдикции суда у ответчика сохранится имущество, за счёт которого будет исполнено решение суда. Также, видимо, нет причин считать, что на территории иностранного государства такое имущество вообще имеется. Как представляется, сюда же следует отнести и то соображение, что в некоторых случаях есть основания думать, что решение суда на территории иностранного государства вообще не будет приведено в исполнение. В условиях «актуальной повестки» для российского кредитора фактически это значит, что судебное постановление не будет обладать признаком обязательности (ст. 6 Федерального конституционного закона от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации») со всеми вытекающими последствиями.
Это соображение в сумме с фактом злоупотребления лишает противников солидаритета возможности ссылаться на то, что в рамках исполнения судебного постановления взыскатель получит возможность получить исполнение за счёт корпоративных прав. Как указано выше, при злоупотреблении правом дочернее общество становиться щитом между участником-должником и имуществом, который-то и убирается, чем предоставляется прямой доступ к имуществу.
Подводя результ��т обзору, хочется отметить, что сама тема очень объёмная, существуют и другие доводы и «за», и «против». Но с формально-юридической и сравнительно-правовой точек зрения доводы «за» напрямую демонстрируют наличие достаточных оснований для того, чтобы дочернее общество было привлечено к ответственности по долгам МИО при совершении последней злоупотребления правом на осуществление экономической деятельности через участие в хозяйственном обществе.
Представляется, что именно такое решение способно продемонстрировать адекватность правопорядка актуальному историческому положению. В случае же, если оно не соответствует официальным представлениям о направлении политико-правового развития, то в норме отреагировать должна уже законодательная власть.
* Когда «дочки» отвечают по долгам материнской компании // https://pravo.ru/story/257806/ (дата обращения: 16.04.2025)
** Новый глава SEC не готов отстаивать в суде обязательное климатическое раскрытие // https://www.e-disclosure.ru/news/print/6084 (дата обращения: 13.02.2025)
*** Решении Верховного Суда Соединённого Королевства от 12.06.2013 «Prest (appellant) v Petrodel Resources Limited and others (respondents)» // Правоведение. 2013. № 5. С. 185 (перевод А.Л. Назыкова).