Почему я ушла из журналистики (и другим советую): пьянство, бедность и отсутствие перспектив
За три года работы в разных редакциях я разочаровалась в журналистике, чуть не стала алкоголиком и после еще год ходила к психологу. Кстати, если вы грезите о карьере журналиста, имейте в виду: у вас никогда не будет денег на психолога.
Тема алкоголизма не раскрыта! Вам там премию что ли водкой выдавали?
Почитайте Довлатова, он тоже журналистом трудился в свое время, у него тема алкоголизма хорошо представлена и с юмором. Очень люблю его "Компромисс", он как раз там работу журналиста описал.
Согласен, фото из вытрезвителя в студию)))
Специально пургу гонит, чтобы люди не шли в журналистику, отговаривает конкурентов. Ага, идите на железную дорогу, костыли забивать кувалдой.
Чехов, «Конь и трепетная лань»
Третий час ночи. Супруги Фибровы не спят. Он ворочается с боку на бок и то и дело сплевывает, она, маленькая худощавая брюнеточка, лежит неподвижно и задумчиво смотрит на открытое окно, в которое нелюдимо и сурово глядится рассвет...
— Не спится! — вздыхает она. — Тебя мутит?
— Да, немножко.
— Не понимаю, Вася, как тебе не надоест каждый день являться домой в таком виде! Не проходит ночи, чтоб ты не был болен. Стыдно!
— Ну, извини... Я это нечаянно. Выпил в редакции бутылку пива, да в «Аркадии» немножко перепустил. Извини.
— Да что извинять? Самому тебе должно быть противно и гадко. Плюет, икает... Бог знает на что похож. И ведь это каждую ночь, каждую ночь! Я не помню, когда ты являлся домой трезвым.
— Я не хочу пить, да оно как-то само собой пьется. Должность такая анафемская. Целый день по городу рыскаешь. Там рюмку выпьешь, в другом месте пива, а там, глядь, приятель пьющий встретился... нельзя не выпить. А иной раз и сведения не получишь без того, чтоб с какой-нибудь свиньей бутылку водки не стрескать. Сегодня, например, на пожаре нельзя было с агентом не выпить.
— Да, проклятая должность! — вздыхает брюнетка. — Бросил бы ты ее, Вася!
— Бросить? Как можно!
— Очень можно. Добро бы ты писатель настоящий был, писал бы хорошие стихи или повести, а то так, репортер какой-то, про кражи да пожары пишешь. Такие пустяки пишешь, что иной раз и читать совестно. Хорошо бы еще, пожалуй, если б зарабатывал много, этак рублей двести-триста в месяц, а то получаешь какие-то несчастные пятьдесят рублей, да и то неаккуратно. Живем мы бедно, грязно. Квартира прачечной пропахла, кругом всё мастеровые да развратные женщины живут. Целый день только и слышишь неприличные слова и песни. Ни мебели у нас, ни белья. Ты одет неприлично, бедно, так что хозяйка на тебя тыкает, я хуже модистки всякой. Едим мы хуже всяких поденщиков... Ты где-то на стороне в трактирах какую-то дрянь ешь, и то, вероятно, не на свой счет, я... одному только богу известно, что я ем. Ну, будь мы какие-нибудь плебеи, необразованные, тогда бы помирилась я с этим житьем, а то ведь ты дворянин, в университете кончил, по-французски говоришь. Я в институте кончила, избалована.
— Погоди, Катюша, пригласят меня в «Куриную слепоту» отдел хроники вести, тогда иначе заживем. Я номер тогда возьму.
— Это уж ты мне третий год обещаешь. Да что толку, если и пригласят? Сколько бы ты ни получал, всё равно пропьешь. Не перестанешь же водить компанию со своими писателями и актерами!
...