Но не надо забывать, что в Москве семидесятых годов, и вот это Зиновьев показывает, кипела огромная, сложная, философская жизнь, то, чего совершенно нет сегодня. И вот в этой философской жизни, с одной стороны, были религиозные кружки типа южинского кружка Мамлеева, откуда вышли Дугин и Джемаль, была методологическая школа Щедровицкого, был кружок последователей Даниила Андреева, был огромный слой мистического, тайного православия, жестокую сатиру над которым описал, представил Владимир Кормер в своем романе «Наследство», был круг, в котором подпольная литература, тоже очень жестоко изображенная у Зиновьева, пыталась имитировать свободу. Свободы никакой, разумеется, не было, в подполье свободы не бывает, но была какая-то честная, по крайней мере, им так казалось, попытка выжить вне продажи, вне прямого сотрудничества с режимом.